Обреченный трон
Шрифт:
Главной проблемой была Клара. Она никогда не покидает отца и, похоже, не имеет никаких желаний, кроме как угождать ему, так что заманить ее в ловушку будет практически невозможно, если он не поймет, что происходит. И хотя он по-прежнему может призвать Нимф для защиты, нам нужно убедиться, что он останется один и не сможет вовремя обратиться к ним за помощью, дабы спасти себя.
На этот раз ошибок быть не должно. Мы не можем допустить, чтобы все снова пошло не так.
Сидя здесь, я неоднократно звонил Ориону, желая узнать побольше о том, как все прошло с шапкой Диего, но его атлас сразу же переводил
Отец ясно дал понять, что ждет нас здесь к рождественскому завтраку в восемь, но было уже почти девять, а он все еще не появился.
Дверь наконец открылась, Дженкинс с поклоном распахнул ее перед моим отцом, и в комнату вошел тот, кто меня породил. Но вместо того, чтобы Рокси вошла вместе с ним, как она делала каждое утро, когда оставалась здесь, во дворце, он пришел один. Даже Клара отсутствовала, и странность данного факта сразу же заставила меня насторожиться.
— О нет, мальчики, не вставайте из-за своего отца, — презрительно сказал он, когда ни я, ни Ксавьер не сделали ни малейшей попытки сдвинуться с места, сидя над нашими тарелками с едой. — Я всего лишь человек, который подарил вам жизнь, который привел вас в этот мир, который воспитал вас сильными и бесстрашными и позволил взять то, что принадлежит вам, как истинным Фейри. Я лишь тот, кто наделил вас тенями и возвысил над всеми остальными. Лишь тот, кто заверил, что однажды ты станешь королем вместо меня, Дариус.
— Где Рокси? — спросил я, игнорируя его бредовую тираду. Я не просил у него ни одной из этих вещей, и он знает это.
Ксавьер выпрямился рядом со мной и положил руку мне на плечо в знак предупреждения, но мне плевать было на то, что меня накажут за мою дерзость. Мне нужно увидеть свою девочку.
Отец прищелкнул языком и тяжело вздохнул, переместившись на место прямо напротив меня.
— Счастливого Рождества, Дариус, — сказал он с жестокой улыбкой. — Не хочешь ли ты узнать, что тебе подарят?
Когда я встретился с ним взглядом, в моем горле зародился рык, а Дракон во мне неловко дернулся, словно уже понял, о чем он говорит, хотя я оставался неподвижным, не имея ни малейшего представления.
— Мне ничего от тебя не нужно, — ответил я, но его улыбка только расширилась, когда он медленно достал свой атлас из кармана и положил его на стол, а затем подвинул ко мне.
— Прошлая ночь оказалась для меня очень интересной, — сказал он небрежно, смахивая невидимые пылинки с манжет, а затем снова окинул меня голодным взглядом. — Так много лжи вышло на свет. Это заставило меня задуматься о том, что мне нужно сделать, чтобы закрепить свое положение на троне.
— Например? — вздохнул Ксавьер, и отец бросил на него взгляд, полный отвращения, словно только сейчас понял, что его второй сын вообще здесь.
— Не говори, пока к тебе не обратятся, лошадь, — прорычал он, прежде чем его взгляд снова переместился на меня.
— Не говори с ним так, — прорычал я, мои глаза то превращались в щели рептилии, то возвращались обратно, когда зверь во мне жаждал его крови.
— Все в порядке, — настаивал Ксавьер, схватив меня за руку, будто
— Тебе не мешало бы помнить, что я не гнушаюсь убийством сыновей. Неприглядный экземпляр рядом с тобой не является и никогда не будет моим Наследником. Возможно, в его жилах и течет моя кровь, густая и быстрая, но его ценность утрачена этим извращенным проклятием, посланного звездами. Ни один мой Наследник не передаст ДНК лошади. Тебе просто повезло, что ты мой сын, Ксавьер, поскольку, поверь мне, когда я проверял его, я надеялся узнать, что это не так. И тогда я бы утопил тебя, как карлика, которым ты, несомненно, являешься.
Я с громким стуком опустил кулак на стол, вскочил со стула и зарычал на него, в моем взгляде был явный вызов.
— Не смей так говорить о нем, — прорычал я, когда отец оглядел меня с диким блеском в глазах.
— А вот ты, Дариус, действительно прекрасный экземпляр, не так ли? — прокомментировал он, оглядывая мое огромное тело и улыбаясь про себя, словно он мог взять на себя всю ответственность за все, чем я был, и назвать своим собственным достижением.
— Извинись перед Ксавьером, — потребовал я, но с таким же успехом я мог бы поговорить сам с собой, ибо он просто продолжил свой гребаный монолог.
— Высокий, широкоплечий, сильнее любого другого Фейри физически и магически, свирепый и кровожадный, целеустремленный и жестокий, — перечислял он, будто эти слова подводят итог того, кем я являюсь. — И самое главное — могущественный. Почти настолько могущественный, чтобы соперничать со мной.
— Мы с тобой оба знаем, что я превосхожу тебя, — сказал я опасным тоном, наклонившись вперед над столом. — Ты был бы мертв от моей руки, если бы не использовал Клару, спасая свою жалкую жизнь.
— Сила бывает разной, сынок, — ответил он, пожав широкими плечами, не выглядя ничуть обеспокоенным тем, что я склонился над ним со смертью в глазах. — Чем скорее ты это признаешь, тем скорее ты вырастешь в человека, который мне нужен, и прекратишь это глупое благородство. Мы Фейри, а не полевые мыши. Мы видим, чего хотим, и берем это, если можем. Сильнейшие естественно поднимаются на вершину. Ты не можешь отрицать, что ты такой и есть на самом деле. Именно поэтому ты так упорно борешься со мной. Тебе нужно то, что принадлежит мне — моя корона, моя власть… даже милая маленькая Роксания Вега, которая украла твое черное сердце и испортила твою темную душу своим калечащим проклятьем.
— Каким проклятьем? — спросил я с усмешкой, ни на мгновение не купившись на его бред.
— Любовным, — ответил он просто, будто это было грязным словом, запятнавшим его язык. — Вот почему я взял ее, понимаешь? Потому что ты так сильно хочешь ее. Фейри во мне увидел, как она дорога тебе, и я забрал ее, потому что мог. Потому что я могущественнее тебя, что верно по одной-единственной, неоспоримой причине.
— Какой? — спросил я.
— Ты ослаблен своими эмоциями. Твоя любовь к ней делает тебя слабым. Если бы ты действительно хотел убить меня, ты бы уже сделал это — тебе нужно только прорваться через неё, чтобы добраться до меня. Но ты ведь этого не сделаешь, правда?