Обрести надежду
Шрифт:
Ресторанчик был настоящий французский, прямо парижский — отдельные кабинки со столиками, зеркала, меню на французском. Рик и Черри заняли места в классическом темном уголке за столиком с белоснежной скатертью, который будто бы ждал их, что навело Черри на размышления относительно того, скольких женщин Рик сюда приводил.
Она нисколько не сомневалась, что у него есть подружка. Или он встречается с разными. Но Черри решила отбросить эти мысли и не паниковать.
— Что будешь пить? — спросил Рик, изучая винную карту. — Тут отличные вина. И коктейли с мартини просто убийственные.
— Не знаю, по-моему, рановато для спиртного.
— У тебя же выходной.
Черри потупилась и уставилась в непонятное меню. Она знала только одно — пить ей не
Ожидающему заказа официанту Рик сказал:
— Я буду бокальчик бордо. Вот, в честь моей подруги. — И он подмигнул Черри.
Черри покраснела, подумав: «О-о… мигун. С мигунами всегда проблемы».
Она повернулась к официанту:
— А я буду «Блю космо».
— Что-что? Что ты будешь? — не понял Рик.
— Ну… Сами увидите.
Рик заказал артишоки, сардины, сыр, зеленый салат, хлеб, причем сделал это с поразившей Черри легкостью и уверенностью. По своему опыту она знала, что мужчина всегда нервничает больше. И кроме того, она еще никогда не встречалась с таким солидным и успешным мужчиной, как Рик.
Когда принесли напитки, Рик поднял свой бокал и провозгласил:
— За хороших медсестер!
— Спасибо, — сказала Черри.
Рик ответил на это энергичным кивком, и между ними установилось что-то вроде взаимного уважения. Они чокнулись, и глаза Рика подозрительно блеснули.
Черри посмотрела на свой голубой напиток. Нет, пару безобидных глотков сделать можно. Но все, или даже половину, она выпивать не будет — не поддастся на провокации. Хотя полбокала, наверное, можно.
— Ну и как же получилось, что ты стала жить вместе с Грейс и Джоанной? — спросил Рик.
Черри сделала глоток из бокала. Напиток был сладенький, просто замечательный.
— Ой, это долгая история, — сказала Черри. — Если покороче, то парень моей подруги, с которой мы вместе снимали жилье, серьезно положил на меня глаз, ну она и вышвырнула меня из квартиры. Если бы Грейс в тот же день не взяла меня к себе, я, наверное, уехала бы домой.
— А что значит «положил глаз»? Ты что, спала с ним?
Черри взглянула на Рика и потупилась.
— Нет, ничего такого и в помине не было, — ответила она и не раздумывая прибавила: — Я бы никогда не поступила так с подругой.
А что еще она могла сказать Рику? Она же не хотела, чтобы он плохо о ней подумал. К тому же там не было ее вины. Парень так грустил, они были одни в квартире, ну и конечно, Черри выпила слишком много водки.
— Кстати, о Грейс, — сказал Рик, поерзав. — Она, случайно, не проклинала меня сегодня утром?
— Нет, — ответила Черри, прикинувшись шлангом. — А что такое?
— Да так, ничего, — сказал Рик и решил замять тему.
Черри сделала еще один большой глоток, чувствуя на себе пристальный взгляд Рика. Потом принесли еду, и она расслабилась, даже разговорилась. Стала рассказывать историю своей семьи, «старейшего и уважаемого» (по словам ее матери) рода в штате Джорджия, процветавшего вплоть до самого кризиса двадцать девятого года, о чем дедушка Черри любил вспоминать до сих пор, хотя сам в то время был мальчишкой. «Отобрали все, что нажито непосильным трудом». Эта фраза стала мрачной шуткой в семье Черри после того, как все их имущество, включая дом и конную ферму площадью в две сотни акров, национализировало государство. К тому времени, когда мать Черри вышла замуж за мистера Дейла Бордо, летчика из Нового Орлеана, ставшего потом пилотом на «Дельта Эйрлайнз», о сказочном состоянии семьи Черри остались лишь воспоминания.
Остаток обеда прошел как в голубом тумане, а потом Черри обнаружила себя на заднем сиденье другого такси, где она, склонив голову Рику на плечо, окутала его клубничным ароматом своих волос.
Они вылезли из такси и пошли, весело болтая и смеясь, Черри повисла у Рика на руке, а уже через минуту (во всяком случае, так ей показалось) она заметила у себя над головой вращающиеся лопасти потолочного вентилятора, а Рик, зажав в кулаке ее трусики, шуровал языком у нее между ног, щекоча своей бородой и осторожно покусывая. Закрыв глаза и ероша его волосы, она приподнимала раздвинутые бедра, готовая к еще более вожделенному наслаждению. Вообще-то она никогда раньше так не поступала, то есть не ныряла в постель так быстро после знакомства. Но сейчас она считала, что заслужила это удовольствие. Ведь она уже давно была смиренной паинькой, живя без секса на этом Черепашьем острове, словно в ссылке, а стало быть, имела право немножечко порезвиться. Рик пробирался все выше, потом их губы встретились, и он вошел в нее, мягко вошел, и она вскрикнула, но боль мгновенно прошла, и он, мерно двигаясь, потирал пальцем ее клитор так, как она делала бы сама. И Черри теперь поняла, что такое настоящий секс. А то, что было раньше, — просто детский сад. Ее до дрожи возбуждало мастерство и серьезность, с какими он это делал. И у нее тоже все теперь получалось как-то естественно, непринужденно, интуитивно. Она попыталась представить себе, как они выглядят со стороны, как выглядели бы, например, на видео, и еще больше возбуждалась при мысли, что кто-нибудь может за ними потихоньку наблюдать. «Скажи мне, когда станешь кончать, детка, и тогда я кончу на твою роскошную грудь», — сказал он. Это было последней каплей. «Да, да… Сейчас…» И Рик был тоже готов, он кончил ей прямо на грудь, и Черри впервые в жизни испытала, каково это — кончить с партнером вместе.
7
Надев свое попугайски зеленое бикини, купленное три года назад, в явно более веселое время своей жизни, и прихватив с собой бутылочку воды и последний номер «Ин Шейп», Грейс вышла на веранду и растянулась на оранжевом шезлонге. Хоть солнце и жарило не так сильно, она намазалась специальным кремом, памятуя об опасности рака кожи для таких светлокожих, как она, — уж больно много времени провела она за всю свою жизнь на солнце, особенно в детстве, когда «поджаривалась» в дедушкиной лодке до состояния вареного рака. Бабушка Элис даже называла ее в такие моменты «пожарной машиной». Но краснота потом быстро коричневела — на зависть всем ее школьным подружкам, разглядывавшим друг у друга загар в первый день после каникул.
На безмятежной глади залива лениво покачивались разные суденышки. Причем не рыбачьи, как обычно, а всевозможные катера и яхты из местного яхт-клуба — это «понаехавшие» туристы, в основном пенсионеры со сверкающими белизной новенькими вставными челюстями, добрались сюда откуда-нибудь из Джерси и Пенсильвании, чтобы вволю надраться джина и пива в клубе, изображая из себя богатеев. Старички были еще те — Джоанна, например, считала, что за наносным бронзовым лоском этого благопристойного общества царит атмосфера разврата, где все меняются женами и занимаются групповым сексом. Разврат не разврат, но, что называется, оттянуться по полной старички очень даже любили — судя по тому, как часто в клуб приезжала «скорая», чтобы оказать помощь очередному любителю караоке, выпавшему из строя. Дедушка Джим всегда ворчал на этих яхтсменов — дескать, мутят воду и рыбу распугивают. «И ведь это все в основном приезжие», — возмущался дедушка, на что отец Грейс отвечал: «Ну, они же не виноваты», — поскольку сам, в свое время удрав с родного Черепашьего острова, не был лишен капельки снобизма. Но он любил приезжать сюда рыбачить, и среди самых лучших детских впечатлений Грейс осталось воспоминание, как она в спасательном жилете вместе с дедом и отцом сиживала в лодке среди разметанных рыболовных снастей. Теперь дедушки уже не было в живых, а отец жил в Коннектикуте с новой женой и очень редко звонил.
Вот ведь как оно выходит… Отец, дед, Гэри… Все куда-то уходят. Ну вот как на них надеяться?
Чего бы она только не отдала за то, чтобы Гэри был сейчас с ней, чтобы они вместе, как и прежде, любовались золотистыми переливами на воде, отражающей розово-оранжевое буйство небес! Гэри обожал эти закаты.
Тогда она вспомнила про своих пациентов, прикованных к больничным койкам. Чего бы только не отдали они, чтобы оказаться на ее месте!
Так что жаловаться, наверное, грех. Ведь у нее хотя бы есть здоровье.