Обрести надежду
Шрифт:
— Ну, здравствуй, Грейс!
— Ну, здравствуй, Мэтт! — сказала Грейс.
Мэтт швырнул в сторону свою шляпу с видом уставшего за день ковбоя и взял Грейс за плечи.
— Надеюсь, я
— Конечно, не следовало, — сказала Грейс. — Но тогда как бы ты узнал?..
Задумавшись над этими словами, Мэтт сказал:
— Но ведь тебе, как я понимаю, тоже надо было кое-что обдумать?
Грейс кивнула.
— Как ты себя чувствуешь? — спросила она.
— Чувствую себя хорошо. Головные боли иногда случаются, и слова до сих пор забываю. — Он пожал плечами и улыбнулся. — Но у меня бывало и похуже.
— И у меня, — сказала Грейс.
Они смотрели друг на друга, вглядываясь в бездонные омуты только что открытых глубин. Мэтт склонился к ней. Грейс застыла, не дыша, только глаза закрыла. Губы его оказались такими мягкими и нежными — словно к ней прикоснулся лепесток. Его легкое свежее дыхание утягивало, словно в водоворот. Плед упал на пол, но Грейс не чувствовала январского
— Спасибо, что пришел, — сказала Грейс, тыкая пальчиком в пряжку его ремня.
— Спасибо, что ждала, — сказал Мэтт.
Грейс легонько потянула за пряжку.
— А пойдем в дом, кофейку сделаем?
— Это было бы здорово, — сказал Мэтт.
— Не забудь свою шляпу.
Усмехнувшись, Мэтт подобрал свою шляпу и надел ее Грейс на голову.
Они прошли в дом. Рассвет коснулся воды, принявшей оттенок серого жемчуга, и стылая гладь залива казалась отлитой из стали. В прибрежной заводи в тростниках плавали, как два одиноких кораблика, уточка с селезнем. Где-то вдалеке почти бесшумно завелся и пошел катер, с мерным тарахтеньем тикающих часов удаляясь за горизонт. И уж совсем далеко, на другом берегу залива, словно верхушки гигантского кафедрального собора, высились в предрассветной мгле остроконечные шпили манхэттенских башен-близнецов.