Обретение любви
Шрифт:
— Да, с ростом в нашей семье все в порядке, — согласился Роберт. — Хагены все рослые, а мой дедушка был настоящим гигантом — без малого шесть с половиной футов!
— Ну, тут мы, кажется, все увидели, — внезапно переменила тему Камилла. — Мы будем осматривать галерею или сразу спустимся в подвал? Уж там-то должно быть что-то подлинное.
— Не будем обижать здешних обитателей, — заметил Хаген, — давайте осмотрим все по полной программе.
Они вышли в длинную галерею, шедшую вдоль южной стороны замка. Главной ее достопримечательностью были портреты владельцев поместья. Некоторые были очень древними, другие — явно более поздними копиями со старых оригиналов, вероятно, утраченных. Они медленно побрели вдоль стены, вглядываясь в лица рыцарей
— Идите сюда! — позвал он. — Тут что-то, чего я не понимаю.
Она подошла, заинтригованная. Хаген стоял перед портретом дамы, жившей, судя по ее платью, в XVI веке. На пояснительной табличке значилось ее имя и титул: “Мария-Луиза д’Аргонь, баронесса де Шателлэ”.
— Вы не замечаете ничего особенного? — спросил американец.
Камилла взглянула на портрет внимательнее. Баронессе, по-видимому, не было еще тридцати. Вряд ли ее можно было назвать красивой, но в ее лице было что-то милое и непосредственное. Может быть, такое выражение лицу придавали глаза. Они невольно привлекали внимание каждого, кто смотрел на портрет. Выразительные, живые, они внимательно смотрели на тебя, словно изучали или что-то спрашивали. В то же время где-то в глубине их прятался смех, а губы в любую минуту были готовы сложиться в веселой улыбке. Камилла поймала себя на том, что невольно улыбается, глядя на портрет. Она еще раз взглянула на табличку.
— Разумеется, портрет работы неизвестного художника, — констатировала она. — Жаль. Он действительно хорош.
— Так вы действительно не заметили ничего особенного? — глядя на нее во все глаза, спросил американец.
— Нет... ничего, — призналась Камилла и еще раз взглянула на портрет. Да, что-то было еще... Ощущение, что она где-то видела это лицо. Но где?
— Я будто где-то ее видела, — размышляла она вслух. — Причем недавно.
— Очень недавно! — подтвердил американец. — Не далее как сегодня утром. Утром, когда смотрелись в зеркало.
— Что?! — не поверила она своим ушам и уже не отрывала глаз от картины. Теперь стало ясно, почему лицо на ней показалось ей таким знакомым. Да, сомнений быть не могло: это был ее портрет.
— Минуточку... — Камилла подошла ближе. — Вот здесь — видите?
— Да, — пригляделся Хаген. — Кажется, здесь какое-то пятнышко.
— А теперь поглядите здесь, — она повернула голову.
— Так это родинка! — воскликнул он. — Так это не просто сходство! Вы — двойники!
— Или, вернее, один и тот же человек, — тихо поправила его Камилла. Она почувствовала легкое головокружение. Все окружающее — замок, галерея, стоящий рядом мужчина — стало каким-то нереальным, словно все происходило во сне.
— Вы побледнели! — встревожился Хаген. — Пойдемте на воздух.
Он бережно обнял ее и повел к выходу. Они вышли на площадку в конце галереи, и Хаген осторожно усадил Камиллу на скамью.
— Мне кажется, сейчас вам не помешает глоток вина, — заявил он. — Я принесу из машины.
Она слабо кивнула и не заметила, как осталась одна. Она оглядела замковый двор. Внезапно весенний день померк, двор изменил очертания. Камилла как наяву увидела людей, одетых в доспехи. Была ночь, горели факелы, и отряд строился по тревоге. Кажется, кто-то готовился напасть на замок. Она почувствовала огромную тревогу — но не за себя, а за того, высокого, который командовал отрядом. Да, ведь это ее муж. Тревога за мужа и еще — за ребенка. Пусть его пока нет, но она его уже чувствует, носит в себе...
Послышались шаги, и на площадке появились Хаген и старый привратник. Оба были заметно взволнованы. Американец нес бутылку, старик — поднос с двумя бокалами.
— Я очень плохо понял месье, — извинился привратник. —Он говорил о каком-то портрете, о том, что вы похожи на кого-то из рода де Шателлэ...
— Извините, что мы вас побеспокоили, — сказала Камилла. — Нам просто что-то показалось, и у меня слегка закружилась голова. Сейчас все пройдет.
— Сейчас я налью вам вина... если месье позволит... скажите же ему, — умоляюще обратился привратник к Камилле, поскольку Хаген упорно пытался открыть бутылку сам. Получив ее наконец в свое распоряжение, старый слуга быстро открыл и разлил вино и поднес бокал Камилле.
— Не сочтите за назойливость, — вновь обратился он к ней, — но какой портрет так привлек ваше внимание?
— Это Мария-Луиза д’Аргонь, — ответила Камилла. — Но не придавайте этому значения. Так, чисто внешнее сходство.
— Прошу меня извинить, если я оставлю вас на одну минуту, — значительно сказал привратник и, взглянув на Камиллу, скрылся в галерее. Камилла глотнула бордо, и ей стало лучше, голова перестала кружиться.
— Из-за меня поднялся целый переполох, — извиняющимся тоном сказала она Хагену. Американец покачал головой, собираясь что-то сказать, но тут из галереи вернулся привратник, чрезвычайно взволнованный. Он буквально впился глазами в Камиллу.
— Это поразительное, немыслимое сходство! — наконец произнес он. — Никогда в жизни такого не видел. А вы, мадам, никогда не слышали о баронессе де Шателлэ?
— Нет, — твердо ответила Камилла. — А что, она знаменита?
— Ее имя внесено в хроники Лиона. В свое время она была очень известна, — ответил слуга. — Это была храбрая женщина. Ее история очень трагична. Во времена войн с гугенотами один из их отрядов напал на замок. В бою погиб муж баронессы, Шарль де Шателлэ. И тогда она взяла на себя командование отрядом и отбила нападение. Она действовала так успешно, что даже захватила в плен предводителя нападавших, Франсуа де Серизи.
— Вот это женщина! — с загоревшимися глазами воскликнула Камилла.
— Что он говорит? Скажите, я же плохо понимаю, — взмолился Хаген. Действительно, она совсем забыла об американце. Она пересказала ему то, что услышала от привратника и приготовилась слушать дальше.
— В то время ожесточение достигло такого накала, — продолжил рассказ слуга, — что захваченным противникам обычно рубили головы или вешали. Тем более такого поступка ждали от баронессы, потерявшей мужа. Однако она не спешила с казнью. Пленник жил вот в этой башне. А потом... Никто не знает, как это произошло, но баронесса полюбила своего пленника. Видимо, вначале ей удавалось скрывать свое чувство, но затем она забыла осторожность. Хроники рассказывают, что они подолгу беседовали, гуляли в окрестностях замка. Слух об этом дошел до брата Шарля де Шателлэ Доменика. Он пригласил Марию-Луизу к себе. Она не хотела ехать, чуя недоброе, но все же поехала. В замке Доменика ее схватили и отдали папским легатам. Ее обвинили в колдовстве и поругании веры и приговорили к смерти. Однако она была беременна...
— Да, я знаю: мальчик! — внезапно воскликнула Камилла. — Это был мальчик!
— Да, мадам, — подтвердил привратник и вдруг спохватился: — но откуда вы это знаете?
— Я чувствовала... я знала... — растерялась Камилла. — Но продолжайте, прошу вас!
— Собственно, рассказать осталось немного, — вздохнув, сказал привратник. — Баронессу поместили в тюрьму Лиона, где она ждала двух событий: рождения ребенка и казни. Узнав, что она схвачена, Франсуа де Серизи бросился на выручку. Неизвестно, как ему это удалось, но только он совершил невозможное: он проник в тюрьму, в строго охраняемую камеру баронессы. Но поздно: он проник туда, чтобы узнать, что баронесса благополучно родила сына (несомненно, это был сын барона де Шателлэ) и, удостоверившись, что мальчик жив и не желая отдавать себя в руки палача, бросилась на кинжал. Узнав об этом, гугенот потерял осторожность, был обнаружен стражей и, тоже, как и баронесса, не желая сдаваться, бросился с крепостной башни. И знаете, что самое обидное в этой истории? Оба они погибли как раз накануне вступления Генриха IV в Париж и прекращения войн, когда все обвинения с гугенотов и их союзников были сняты. Подожди они еще несколько дней...