Обретение мужества
Шрифт:
После спектакля остается у вас ощущение гордости за человека, за то, что такие люди, как Федор Бороздин, живут на земле. А потом еще рождается смутное поначалу беспокойство, встревоженность за то дело, которым занят ты сам. Да, я делаю его в меру своих сил, но верно ли определена мера? А может быть, я занизил ее, допустив маленький и, казалось, позволительный компромисс с совестью? Посмотрите на людей, добывших нам победу, — на каком духовном взлете жили они и какая была у них мера сил, и как ломали они эту меру, невозможное делая возможным, и потом, когда казалось, — ну, уж теперь-то все духовные ресурсы исчерпаны, — снова совершали чудеса героизма, самоотверженности, великой любви к людям. Пяти минут не успел поговорить с Федором Ивановичем Чернов, а уже растерян, смят, ибо вдребезги
«ВЕЧНО ЖИВЫЕ», 1970
В этот день по всей стране была минута молчания в память о павших на Великой Отечественной войне, и зрители «Современника» как один поднялись со своих мест А потом вспыхнули блики вечного огня и пошел занавес — 9 мая 1970 года, ровно через 25 лет после нашей победы над фашизмом, театр давал возобновление «Вечно живых». Не первое возобновление — «Современник» упорно возвращается к спектаклю, которому обязан своим рождением.
Полные и глубокие, до самого дна, душевные раскрытия в человеческой, художнической жизни не столь уж часты — естественна потребность продлить каждое из них, или в точности повторить. Естественна и трудновыполнима, ибо раскрытия эти никакому тиражированию не подлежат Режиссеры, актеры возвращаются к спектаклям, сделавшим их художниками, — получается трогательное воспоминание, не более.
Зритель ждет новых откровений, нового слова о времени, сказанное прежде уже вошло в его духовный опыт и не нуждается в повторах.
Но есть же и исключения, и каждое из них опять-таки уникально, неподвластно общим закономерностям. Очень большая ответственность — испытывать свою любимую, но давнюю работу девятым мая 1970 года, веря, что явления эти сопоставимы и что от соприкосновения их возникнут душевные токи, которые найдут новый и трепетный отзвук в зрительном зале.
9 мая 1970 года в «Современнике» шел не спектакль, удачно подогнанный к дате, но спектакль, воистину достойный ее. Спектакль-реквием и спектакль-размышление о том, как надо жить на земле, в недавнем прошлом которой — 41 и 45 годы.
Мы вот говорим — святое за душой, и не всегда вдумываемся, что же стоит за словами. Не от безразличия, избави бог, просто каждодневность есть каждодневность, будни есть будни, и не всегда угадываешь момент, когда необходимо подняться над ними, чтобы избежать невосполнимых душевных растрат И как же нужно быть благодарным художникам, которые силою своего искусства умеют сказать, вот оно, это святое, пропустите его через себя наново, чтоб потом вам чише было и наполненней жить. Нечто подобное происходило на спектакле «Вечно живые», и театральный зал благодарно, жадно вбирал в себя происходящее на сцене, и вы ощущали свою радость, свое потрясение как частицу общего потрясения, общей радости.
Как и создатели спектакля, я войны почти не застал, но верю безоговорочно: именно такие люди жили тогда, любили, работали, стиснувши зубы, без жалоб переносили страдания.
И, наверное, это преувеличение, но, думаю, и по прошествии времени мне не захочется запросто от него отказаться: никогда еще актеры «Современника», маститые и молодые, не играли с такой наполненностью, с такой верностью правде, как в тот вечер. Было удивительное проникновение атмосферы военных лет в атмосферу нашей сегодняшней жизни. Непреходящие духовные ценности, связанные в нашем сознании с тем временем неразрывно, вырисовывались из сценических характеров и ситуаций во всей своей конкретности, четко и явственно, и волей-неволей нужно было думать о том, достоин ли ты этих ценностей, не тобою рожденных, но ждущих от тебя — лично от тебя — своего подтверждения, продолжения. Как написал поэт Юрий Воронов.
Мы часто вспоминаем те года,
С рассказами об этом выступаем.
И правильно.
Но сами, как тогда,
Сегодня мы всегда ли поступаем?
Мне рассказали со сцены о минувшей войне, и еще — о лучших, звездных мгновениях нескольких человеческих жизней, и напомнили, что такие пики должны быть у каждого, независимо от того, когда он родился и когда стал взрослым — в военное или в мирное время. Возникают они чаще всего неожиданно, в сопровождении трудностей, каких не случалось прежде, иногда просто невиданных, и наверное, понятно первое, мгновенное опасение крутизны и высоты этих пиков. Опасение, которое не назовешь ни трусливым, ни недостойным — до тех пор, пока человек не поддался ему, не решил, что поступить в соответствии с ним, обойти, не лезть столь же естественно, как однажды ощутить его. Так решил Марк Бороздин, и была суровой постигшая его кара, он оказался ненужным, лишним, чужим в минуты великой и общей человеческой радости, увенчавшей годы лишений и стойкости, потерь, страданий и мужества, и таких приобретений, которые и потом, в других обстоятельствах, в другой жизни помогут сохранить в себе человека. Годы, о которых можно сказать так, как сказал тот же Юрий Воронов о блокадной ленинградской зиме:
«Будь проклята!» мне хочется кричать.
Но я шепчу ей:
«Будь благословенна».
И как прекрасны, по человечески значительны на сцене «Современника» люди, прошедшие через эти годы солдатами своей Родины — такие, как доктор Бороздин, Борис, Ирина, Володя. И как внимательно бережен театр к Веронике, у которой на время возобладали испуг и желание спрятаться, но которая нашла в себе силы остановить начавшееся разрушение личности.
И, я думаю, потому еще так волнуют «Вечно живые» Виктора Розова на сцене, что спектакль этот не только рассказал о взлетах духа людей военной поры. Он сам стал таким взлетом — для театра «Современник» этот спектакль поставившего и не желающего с ним расставаться. Много может воды утечь и многое перемениться, но если были свои «Вечно живые» — в театре ли, у отдельного человека или в любом человеческом сообществе, — они вечно живыми и останутся, ничему не дано измельчить их или разрушить.
3
Для поколения, которое мы сегодня называем поколением отцов, звездными годами, часами, секундами была война. Сквозь горе и кровь, страдания и смерть люди проходили к плечу плечо, познавая великую силу товарищества, неодолимость человеческого единения. Потом была невиданная, опьяняющая радость победы, потом наступили будни.
Здесь птицы не поют,
Деревья не растут,
И только мы к плечу плечо