Обретение мужества
Шрифт:
Между прочим, не случалось ли вам, встретивши после долгого перерыва старого товарища и увлеченно вспоминая с ним прежние годы, ощутить вдруг глухое раздражение, а потом ясную, острую неприязнь, сперва почти безотчетную? Он, старый товарищ, высоко не взлетел, живет, как все, не хуже и не лучше. А то, что однокашник наш X стал писателем, — так последнюю книжку его стихов я читал ли? То-то вот и оно, что не стихи, а срамота, стоило ли становиться таким поэтом. A Y — кандидат наук? Знаем мы таких кандидатов — добился пожизненной пенсии, теперь успокоился, обставляет квартиру... В общем-то он даже и не врал: X действительно выпустил плохую книжку, a Y вряд ли станет крупным ученым. Но только неприязнь ваша не проходила, напротив, укреплялась все больше: ведь он, собеседник, скрупулезно выискивал прорехи в чужих судьбах единственно для того, чтобы
Молодой инженер Михаил, один из героев пьесы М. Ганиной «Анна» (пьесу эту в Московском драматическом театре им. Станиславского поставил Б. Львов-Анохин), после окончания института в Москве уехал работать на затерянную в тайге стройку Герою кажется, что он всерьез хочет облегчить людям жизнь. Да в общем-то, так оно, наверное, и есть, он действительно этого хочет Но молодой инженер живет с уверенностью, что те сложнейшие условия, в которых оказались строители, не могут не задавить их, непременно заставят опуститься, утратить гордость и достоинство (а условия действительно сложнейшие — и трудный климат, и удаленность от жилых мест, и головотяпство тех, кто должен был снабдить стройку всем необходимым и не сделал этого) И поэтому доброта Михаила, его отзывчивость на чужую беду приобретают оттенок чуть брезгливой жалости.
Все, что не укладывается в круг его понятий, Михаил будет долгое время встречать с недоверием и раздражением. И в действиях прораба Анны Прокопьевой (артистка Р. Быкова) он станет отыскивать просчеты, огрехи, какой-то скрытый от всех, ей одной понятный и выгодный смысл. Доброта Михаила — от неумения, от слабости, от той же гражданской инфантильности, если хотите. Доброта Анны — от непоколебимой уверенности в том, что здесь, сегодня, сейчас она должна, а главное — может сделать жизнь строителей содержательнее, богаче. И потому она не боится, когда это нужно, пойти против них самих, навлечь на себя раздражение, неприязнь. Ее доброта предполагает суровую требовательность там, где, казалось, можно бы и уступить. Михаил сквозь пальцы смотрит на приписки в нарядах, он готов не замечать, что работа выполнена некачественно, кое-как. И когда Анна говорит ему о том, что его подачки только принижают, развращают людей, что любя их, он все-таки больше любит себя, — Михаил искренне обижен. Он действительно пока еще не отдает себе отчета в том, что стремится не столько ко всеобщему благу, сколько к своеобразному душевному комфорту, к тому, чтобы ублажить свою совесть способом наиболее скорым и нетрудоемким.
А трудности и перед Михаилом, и перед тем «искателем прорех в чужих судьбах», о котором я здесь говорил, возникают отнюдь не мифические — реальные, тут уж ничего не скажешь. Так же, впрочем, как и перед Федором Федоровичем Нечаевым: Трофимовы еще существуют в нашей жизни, еще умеют показывать зубы. Так что же из этого следует? Безропотно подчиниться «ударам судьбы»?
Вот как получается. Один — в Сибири, на стройке, работает, не разгибая спины, другой — художник, творческие искания, сложный внутренний мир и т п. Третий — молодой ученый Торчиков из пьесы Я. Волчека «Заглянуть в колодец» — талантлив и хочет заниматься чистой наукой. А бороться с бюрократами и дельцами, которые лишают его такой возможности, или хотя бы считаться с фактом их существования — это ниже его достоинства, лучше эффектно подать заявление об уходе.
Или вот четвертый — еще один молодой ученый, герой фильма «Лебедев против Лебедева» (сценарий Ф. Миронера, режиссер Г. Габай) Торчиков радикален, он кому угодно режет правду-матку, однако преображать в действия гневные свои тирады не намерен, искренне полагая, что это не его дело. Лебедев (артист В. Рецептер), напротив того, все время собирается, примеривается совершить нечто решительное.
Однако, встретив в коридоре хама-начальника, несправедливо обидевшего его друга, Лебедев только пожмет протянутую руку, причем с неожиданной для него самого суетливостью. А в лаборатории снова с головой уйдет в повседневную текучку н заветная тетрадка с набросками давно задуманной серьезной работы будет по-прежнему пылиться на полке. Лебедев все время хочет, как лучше, но он, понимаете ли, слишком мягкий, тихий, деликатный человек, не осуждать же его за это...
Только вот однажды, выпив лишку, Лебедев решил побеседовать со своим отражением в зеркале. А отражение вдруг стало действовать независимо от оригинала и высказало ряд циничных соображений,
Какие непохожие, во многом прямо-таки противоположные фигуры, где только, в каких областях деятельности ни появляются они! И у каждого свой, отличный от другого резон, изобретательно оправдывающий одно и то же — собственную слабость и безынициативность, собственную духовную хилость и гражданскую недостаточность (или неумелость, неприспособленность — что, от этого легче, что ли?)
Вспомните Чернышевского: «Вы хотите того-то и того-то, мы очень рады, начинайте же действовать, а мы вас поддержим», — при такой реплике одна половина храбрейших героев падает в обморок, другие начинают очень грубо упрекать вас за то, что вы поставили их в неловкое положение... И что вообще разве можно в самом деле хлопотать обо всем, о чем говорится от нечего делать...»
Самые разные художники задумываются сегодня над проблемой, которая, очевидно, приобретает значение первостепенное: во всех сферах нашей жизни проходит пора благих пожеланий и наипрогрессивнейших деклараций, не подкрепленных подлинно гражданской активностью, реальной полезной работой. Произведения, где глашатай этих деклараций плотно укутывается в пеленки авторского сочувствия, выглядят анахронизмом. Серьезное искусство требует к ответу героя благих пожеланий и несбывшихся замыслов.
Новую актуальность приобретают знаменательные слова Писарева «Люди умные и энергические борются до конца, а люди пустые и никуда не годные подчиняются без малейшей борьбы всем мелким случайностям своего бессмысленного существования».
Кстати, ссылаясь постоянно на авторитет выдающихся людей разных эпох, не худо бы нам почаще думать о том, что ими оставлены в наследство непреходящие духовные ценности, а не остроумные и разнообразные соображения о том, как бы они эти ценности создавали, случись к тому благоприятствующие условия. Нужно иногда вспоминать элементарные вещи. Хорошо, что мы чаще начинаем их вспоминать.
2
А Лебедев — он все же решился. Довольно хныкать и жаловаться, безвольно плыть по течению, довольно сваливать на объективно неблагоприятные обстоятельства собственную аморфность. Нужно от слов перейти к делу, решительно встать наперекор рутине, бюрократизму, мещанству Иначе уважение к себе навсегда будет утрачено, наступит духовное оскудение. И как прежде он сторонился всякого активного вмешательства в жизнь, так теперь буквально ищет случая весомо и зримо заявить о своем духовном прозрении. А случай — вот он, тут как тут В метро двое пьяных хулиганов пристают к девушке. Чего же еще ждать? И, воинственно попрание сползшие с носа очки, Лебедев выступил с заявлением: «Оставьте в покое девушку». Заявление произвело на хулиганов действие магическое, они быстро ретировались, а девушка смотрела на Олега с восхищением и чуть испуганной благодарностью.
Так завершается фильм «Лебедев против Лебедева», о котором я говорил, целиком сочувствуя авторскому желанию критически взглянуть на героя, очень хорошо наловчившегося перекладывать на общество ответственность за собственную бездеятельность. Сейчас я хочу обратить внимание на иной, не менее существенный аспект той позиции, которая выражена в фильме. Дело в том, что она, позиция авторов, при всей своей ироничности по отношению к герою, несколько все же лебедевская. Искреннее желание героя избавиться от духовного инфантилизма, они, видимо, сами того не заметив, выдали за само избавление — а ведь это далеко не одно и то же. Заманчиво, конечно, промучавшись ночь, очиститься, так сказать, от всей скверны и наутро встать новым человеком — только это ведь из области маниловских мечтаний, больше на сказку похоже. Нового человека нужно в себе воспитать, а это огромная духовная работа и уж во всяком случае не краткосрочная. Фильм же, как бы не вполне доверяя серьезности принимаемого Лебедевым решения, словно заманивает людей и одновременно, вольно или невольно, в какой-то мере вводит их в заблуждение: «Ну, попробуйте, ребята, только попробуйте, важно начать — а дальше все будет легко и просто, пойдет как по маслу».