Обретение счастья
Шрифт:
Будильник прозвонил, как всегда, вовремя: душевные томления были ему незнакомы.
Парившая в недавних грезах Ольга с неприятным удивлением обнаружила рядом с собой Юрия, а не Алексея и поняла, что совсем проснулась.
Академик довольно бодро встал с постели и ушел в гостиную, где привык заниматься зарядкой. Комплекс упражнений Юрий Михайлович ежедневно проделывал с такой же тщательностью, с какой проводил научные эксперименты.
Ольга пыталась подремать еще несколько минут под резвую музыку, раздававшуюся из магнитофона.
Однако
Он вернулся в спальню.
— Оленька, а может, позвонить на всякий случай ее подругам? Вдруг что-нибудь случилось.
— Но почему подругам?
— Тогда кому же?
— А не ты ли говорил вчера о женихе?
— Но он не оставил нам своей визитной карточки… Поэт… Так что же, позвонить в Союз писателей?
— Ваш научный подход, господин академик, меня просто поражает.
— Ну, конечно, тебя не волнует, что девочка не ночевала дома. Ты ведь ей не мать, — нелепо упрекнул жену Юрий Михайлович.
— Было бы странно, если бы я могла ею быть, — парировала Ольга Васильевна.
— Прости, дорогая, прости… Но что же делать?
— Подождать еще. Она придет.
— Но нам ведь нужно в институт! Давай будем звонить домой через каждые полчаса.
— Делай, как знаешь.
Ольга встала и нетвердо пошла в сторону ванной комнаты. Голова кружилась, в глазах было темно от бессонной ночи и некстати принятого транквилизатора.
Усталое лицо, тусклый взгляд, голубые тени под глазами.
«В вашем возрасте, мадам, бессонные ночи уже не проходят бесследно», — попыталась подшутить над собой Ольга.
Ни компресс из свежезаваренного чая, ни последовавшие за ним прикладывания кусочка льда, ни изрядная доза первоклассной косметики не смогли совершить чуда.
После выходных Ольга выглядела усталой, озабоченной и безразличной ко всему.
«Девятка» долго не заводилась, и Растегаеву пришлось даже покопаться в моторе Наконец, бежевый автомобиль подъехал к подъезду, едва успев свернуть в полметре от лужи. Но Ольга словно не замечала водительского мастерства мужа.
«Странно, — подумал Юрий Михайлович, — прежде она меня хвалила за любую удачную мелочь. Что за оцепенение се охватило? И за руль отказалась сесть… Бессонница, видите ли…»
Он молча открыл дверцу.
— Не забудь пристегнуться, Оленька.
На перекрестке у Садового кольца Растегаевы попали в большую пробку. Зажатые с обеих сторон, «Жигули» двигались «в час по чайной ложке». В салон просачивался тяжелый ядовитый дым, от которого у Ольги невыносимо разболелась голова.
Прикладывая надушенный платочек к лицу, она проклинала все на свете.
— Что с тобой? Тебя тошнит? Ты случайно не беременна? — вдруг спросил муж.
Ольга удостоила его таким взглядом, что академик намертво уставился прямо в глаза чертику, приклеенному к заднему стеклу впереди стоящего автомобиля.
Чертик был черный с красным рыльцем, растянутым в дружеской улыбке, зелеными озорными глазами и растопыренными пятернями.
Вслед за чертиком, Растегаевы, наконец, проехали злополучный перекресток. Ольга взглянула на часы: они опаздывали уже на десять минут.
«Ничего, директору простится, — подумала она, — а что скажут о директорской жене?» Ольга знала: в институтских кулуарах много и плодотворно судачат о их впечатлившем научный мир браке.
Полтора года после смерти Анны Николаевны академик появлялся на людях не слишком тщательно выбритым и в невыглаженных сорочках. Но от вынужденной неряшливости он не сделался менее привлекательным для коллег противоположного пола. Наоборот, многие сотрудницы института мечтали утешить его в неожиданно свалившемся горе и избавить от бытовых тягот.
Но Растегаев выбрал Бурову…
В институт Ольга попала после аспирантуры с уже абсолютно готовой, даже переплетенной и заключенной под голубую дерматиновую обложку кандидатской диссертацией.
До защиты оставалось совсем немного времени, которое, казалось, ускорило свой бег, подгоняемое волнениями.
Проверки и перепроверки экспериментальных данных, систематизация характеристик полученных веществ, тщательный анализ их спектров… У девушки совсем не оставалось времени на какие-либо иные занятия.
К тому времени Ольга уже имела постоянную московскую прописку. Ее прописала к себе старшая сестра матери тетя Вилора, жившая в небольшой квартирке неподалеку от Савеловского вокзала. Тетушка никогда не была замужем, вела уединенный образ жизни и предпочитала, чтобы ее называли просто Лорой, поскольку «Вилора» расшифровывалась не иначе, как «Владимир Ильич Ленин — отец революции». С возрастом столь идейно нареченная дама стала стесняться своего имени.
Ольга скорее не жила, а «числилась» в Лориной квартире. Почти все время она проводила в институте или в библиотеке, питалась, в основном, в столовых, даже ночевала довольно часто у подруг. Она вела образ жизни, присущий скорее холостяку, начинающему научную карьеру, чем молодой красивой девушке.
Растегаеву в то время только что исполнилось пятьдесят, и в институте шумно отметили этот юбилей. Моложавый, а для своих титулов — и вовсе молодой академик вежливо принимал поздравления и подарки, смущенно благодарил и интеллигентно раскланивался. После официальной части намечался банкет. Естественно, младшие научные сотрудники, в том числе и Ольга Бурова, в списках приглашенных не значились.
Но в актовом зале девушка присутствовала, пришла туда, как и все прямо из лаборатории, едва сняв пропахший химикалиями халат, в джинсах и водолазке. Зашла в зал — и поразилась, потому что женщины оказались удивительно нарядными. Высвободившаяся из рабочей одежды прекрасная половина института не упустила случая произвести впечатление на директора.