Обретение счастья

Васильева Виктория

В то время Ольга по-настоящему «болела» органикой. Наверное, врожденные кулинарные способности перевоплотились в ее женском естестве в склонность к химическому «поварству». Часто на лекциях она слышала крылатое сленговое выражение: «Органика — та же кухня». И в своей деятельности Ольга воплощала эти слова, придавая им буквальный смысл.

Преподаватели и лаборанты поражались, как эта тоненькая, хрупкая студенточка могла выстаивать у вытяжного шкафа по нескольку часов, наблюдая за течением реакции. А какую чистоту она наводила! В условиях, когда, казалось, невозможно

работать, не окружив себя хаосом бутылей, склянок и использованных колбочек, Ольга умела избавляться ото всех лишних предметов. Она не делала над собой никаких усилий: просто стремление к порядку было чертой ее характера. С детства она любила, может быть, даже больше, чем играть с игрушками, расставлять их после игры на места, всегда — определенные, неизменные для каждого мишки и зайца.

Ольга знала и теорию науки, в которой чувствовала призвание, но теория была для нее лишь рецептом, ключом к пониманию живого движения молекул, одиноких и сгруппированных, совсем как люди. Часто студентка представляла себе реакции образно в красках и динамике. И неживые молекулы в ее сознании наделялись обычными человеческими чертами. Они бывали торопливыми и медлительными, злыми и добрыми, они имели друзей и врагов. Ольга ни с кем не делилась этим своим «ненаучным» подходом. Но искала ему объяснение, пока в одной умной книжке о первобытной культуре не прочла о врожденном стремлении разума к оживлению всего сущего и наделении каждого предмета нетленной душой…

Тогда было лето, последние каникулы в Ольгином студенчестве. И она старалась не думать ни о химии, ни о каких-нибудь отвлеченных общественных дисциплинах.

Девушка ехала на юг. Скорый нес ее в глубь распаханной черноземной степи. Обширные поля, изнывающие под тяжестью обильного урожая, ограничивались на линии горизонта с обеих сторон железнодорожного полотна плотными лесозащитными полосами. Темно-малахитовые кроны пирамидальных тополей сливались вдали, и казалось, что все земное пространство перегорожено частоколами с шевелящимися от порывов ветра зубцами.

Вечерело. Дорога вдруг побежала параллельно большой реке. И ни рельсы, ни течение не желали перекрестка. На мост поезд въехал уже в темноте, когда вода в лучах осветительных прожекторов металлически поблескивала. Совсем как рельсы.

Ольга взглянула на расписание движения, вывешенное тут же, у окна узкого коридора купейного вагона: в Одессу поезд прибывал ранним утром. Обычно девушка плохо засыпала под стук колес, но эта, вторая подряд, ночь в поезде оказалась удивительно спокойной.

После заката стало прохладнее. Погрузились в густую темноту большие украинские села. И только звезды, неподвижные звезды не спали, словно освещая путь до самого моря.

Утро выдалось «туманным и седым» Над гаванью висела плотная завеса, закрывая морские дали, окутывая молы и даже волны уже метрах в ста от берега. Названия на бортах судов, стоявших у причалов, прочитывались без труда, но как бы сквозь тончайшую шифоновую вуаль.

Вот и шестой причал. На минуту Ольга остановилась убедиться, что она находится там, где нужно. Высокое, остроносое, старомодное судно. Девушка достала из сумочки путевку. «Так оно и есть: пароход «Адмирал Нахимов».

У трапа дежурил парень в морской форме, которая придавала его не слишком ладной фигуре неожиданную стройность.

— Девушка, вы на «Нахимов»?

— Да… Вот. — Ольга протянула ему путевку.

— Все в порядке. Поднимайтесь. Регистрация — на нижней палубе, налево от трапа. Позвольте, я вам помогу.

Он взял Ольгин чемодан, который она через весь порт с шумом катила за собой. По трапу его можно было только нести.

— Спасибо.

— Не за что.

Этими репликами обменялись уже на палубе, и маленькие колесики снова зажужжали: девушка покатила свой «улиткин домик» налево от трапа.

— Позвольте вашу путевку.

— Пожалуйста.

— Так… Вот вам билет или как он у нас еще называется «посадочный талон». Его необходимо иметь при себе, когда вы будете сходить на берег. Это ваш пропуск на борт на время всего круиза. Не потеряйте! — симпатичная бортпроводница сделала какие-то отметки в своих бумагах и выдала Ольге еще одну бумажку. — А это пропуск в ресторан. У вас билет первого класса, так что питаться будете в ресторане «Одесса».

— Благодарю.

— Вас проводят до каюты.

Еще один молодой человек в морской форме новел ее внутрь корабля длинными узкими коридорами, застеленными ковровыми дорожками. Коридоры перемежались довольно просторными холлами с намертво прикрученными к полу диванами и креслами.

Лестница, еще одна — обе наверх. Ольга поняла, почему пассажиров тут так опекали: не заблудиться в непривычном корабельном лабиринте было просто невозможно.

— Вам сюда, — вахтенный безучастно сдал ее другой бортпроводнице, как сдают багаж, и поспешил удалиться. Он не скрывал, что сопровождать пассажиров — ужасно нудная обязанность.

— Здравствуйте, — поприветствовала проводницу Ольга.

— Здравствуйте. Вот вам ключ от его четвертой. Там оба места пока свободны: выбирайте любое. Отплытие в шестнадцать. Так что можете оставить вещи и погулять, по городу, если хотите.

— А… Чай? — Ольге очень хотелось есть, и она еще не забыла ненавязчивого железнодорожного сервиса.

— Нет, чай я не подаю. С девяти завтрак. Не забудьте, кстати, пройти в ресторан, — она указала рукой в глубь бесконечного коридора, — вон туда, когда пригласят по радио. А чай, кофе, напитки, бутерброды — круглосуточно в баре.

— Спасибо за исчерпывающую информацию.

— Пожалуйста, — проводница чуть насмешливо улыбнулась ее «ученой» фразе.

Каюта оказалась сравнительно просторной. Иллюминатор, крошечный, если смотреть с причала, на самом деле был довольно большим. Прямо как экран цветного телевизора, если бы экран мог быть круглым.

Ольга Заняла кровать, расположенную чуть ближе к иллюминатору, сбросила надоевшие за дорогу джинсы и, облачившись в махровый халат, снова вышла в коридор.

— Девушка, а душевая работает? — спросила она проводницу.