Обретение счастья
Шрифт:
Отец давно ушел от матери. Ольга почти не помнила их вместе. Обосновавшись в другой семье, он неожиданно и резко изменился — с лица исчезло угрюмое выражение, и Буров-старший стал производить впечатление благополучного человека.
Мать же, наоборот, день ото дня становилась все несноснее. Ее беспричинные истерики и придирки Ольга не могла объяснить ничем. Но потом вдруг появился Карл Карлыч Мейер, обрусевший немец, и мать словно забыла об Ольге.
Каким был отчим? Никаким — некрасивым, неумным, непреуспевшим. Девушка не могла взять
За восемь общежитских лет — пять студенческих и три аспирантских — она навещала недалекую родную Тулу всего несколько раз.
«Наверное, и я падчерице кажусь некрасивой и неумной, как когда-то мне — отчим», — она сочувствовала Маше и старалась не усложнять ее жизнь.
Ольга подошла к окну, желая увидеть то, что приблизительно можно было назвать урбанистическим пейзажем. С пятнадцатого этажа дома на Олимпийском проспекте открывался вид только на небо.
Окно выходило во двор. Далеко внизу проехала машина, за ней — еще одна. Оба автомобиля были почему-то красного цвета, как и клен, чуть менее яркий и полуоблетевший.
Вечерело. Ольга почувствовала, как подкрадываются ранние осенние сумерки, и от их приближения на душе стало прохладнее. На сердце было пусто и неуютно, как в бетонном московском дворе.
Тихо ступая, Ольга прошла по комнатам, едва ли не впервые почувствовав себя лишней в этой большой, не ею обставленной квартире.
Юрий Михайлович крепко и мирно спал, посапывая, как ребенок.
А в гостиной стояли розы. Семь бордовых тугих головок, не схваченных октябрьскими заморозками. «Южные, — мелькнула мысль, — тепличные», — вторая мысль была более реальной.
Ольга взяла телефонный аппарат и, разматывая длинный провод, перенесла на кухню. Номер она хорошо помнила.
— Алло… Добрый вечер, Миша… Да, я… Хорошо, а как у вас? Что? Нет, из дома… Позови, пожалуйста. Танюшу… Да, это я. Мне нужно с тобой поговорить… А сегодня? Выезжаю.
Ольга вышла в прихожую, чтобы надеть плащ, и только тут заметила, что она все в том же легком крепдешиновом платье. Черном.
«Траур по ушедшей любви», — грустно улыбнулась она собственному зеркальному отражению.
Юбка, свитер, плащ. Все — синее, но разных оттенков. Платок с голубым узором. «Что еще? Не забыть зонтик. И деньги на такси».
Машину удалось поймать почти сразу.
— Пожалуйста, на Садовое, — сказала Ольга и уточнила. — Колхозная площадь.
— Мигом будем там, уважаемая.
Денег едва хватило расплатиться, и Ольга с привычной усталостью в который раз подумала о светлом настоящем.
Вот и знакомая площадка на четвергом этаже. Ольга дважды нажала на кнопку звонка. Шаги за дверью послышались почти сразу же. «Миша», — узнала гостья. Дверь открылась с шумом, с каким открываются двери только в старых домах.
— Оленька! Как ты быстро приехала, — он улыбался широкой открытой улыбкой.
— Привет.
— Заходи. Снимай плащ. Вот тебе тапки, — он суетливо, но умело ухаживал за гостьей. — Проходи в комнату, а я чайку соображу.
Таня и Миша жили в небольшой комнате в коммуналке, где, кроме них, обитало еще три семьи. Воздух в коридоре был спертым, и Ольга поспешила войти в комнату.
— Оля! — Таня полулежала на тахте, бледная, с заметными мешками под глазами. — Извини, что не открыла тебе дверь.
— Что ты, что ты. Как себя чувствуешь?
— Лучше. Несколько дней назад так прихватило, что думала… Спасибо Мишке, выходил.
— Что ж мне не позвонила?
— У тебя своих забот, небось, полон рот, — Таня смотрела всепонимающе.
Ольга знала, что Татьяна страдает хронической почечной недостаточностью. Она заболела давно, еще в юности, и с годами недуг прогрессировал, иногда надолго укладывая Таню в клинику. Врачи уже пытались внушить ей идею трансплантации почки, но Таня была категорически против, из последних сил пытаясь удержаться.
— Оля, что случилось? На тебе лица нет.
— Разве? — самой Ольге казалось, что она абсолютно спокойна.
— Да уж… Поцапалась со своим академиком?
— Нет, что ты. С ним невозможно поцапаться. Его можно только обидеть.
— Тогда — что?
— Я сегодня видела Захарова.
— Все понятно… Он что же, в Москве?
— Представь себе.
— Надолго?
— Не знаю. Это не имеет значения.
— Почему же? Имеет, если эта встреча так на тебя подействовала, — зеленые глаза смотрели сочувственно.
Дверь со скрипом отворилась, и в комнату вплыл Миша, осторожно неся поднос.
— А вот и чай!
Он по-хозяйски накрыл журнальный столик небольшой скатеркой и принялся расставлять чашки.
— Это — Оле, это — Тане. Танюша, тебе — без сахара. Помнишь?
— Он у тебя просто клад, Татьяна.
— Не знаю, что бы без него делала. Ухаживает за мной, как за ребенком, — Таня ласково погладила мужа по руке.
— Осторожно! Не обожгись! Я сейчас, — он снова вышел из комнаты.
Мгновение подруги молчали, приступив к чаепитию.
— Оль, так все-таки, где ты видела Захарова?
— В своей квартире, — она старалась произносить слова как можно спокойнее.
— Что? — Татьяна привстала, и волна рыжих волос едва не коснулась мая в чашке.
— Я же сказала тебе, у меня в квартире. Он, кажется, собирается жениться на моей падчерице.
Это сообщение почему-то не очень удивило подругу.
— По правде сказать, я было подумала что он решил разыскать тебя… Но все равно странно. Хотя, — она задумалась, — почему тебя это все так взволновало? Я понимаю не слишком приятно, когда начинается подобная дружба семьями, но ведь можно же абстрагироваться.