Обручальное кольцо
Шрифт:
– Глупости! Капитан был любезен со мной – и только.
– Господи Иисусе, – пробормотал Мэннинг. – И это все, что вы заметили?
Он был так уверен в своей правоте, что Пруденс начала колебаться.
– Ну, – призналась она наконец, – кое-что меня, конечно, удивило. Что он имел в виду, когда говорил о ваших «склонностях»?
– Хэкетт думает, что я повинен в содомском грехе. И предпочитаю заниматься любовью с мальчиками или мужчинами, – сухо объяснил Мэннинг, совсем озадачив Пруденс.
– С му-мужчинами и мальчиками? – переспросила она, заикаясь. – Что это… как же это
– Клянусь бородой Эскулапа! – взорвался Мэннинг. – Где вы выросли? В теплице?
– О! – Пруденс в ярости топнула ногой. Хватит с нее оскорблений! Ей надоело чувствовать себя глупым ребенком. – Меня воспитали христианкой! Я знаю, что такое страх Божий! – вскричала она. – И привыкла верить людям, а не выискивать в их словах какой-то тайный грязный смысл.
– Тихо! – Мэннинг схватил ее за руку. – Хэкетт смотрит на нас с юта. Не надо показывать ему, что мы ссоримся.
Пруденс застыла в нерешительности. В сущности, они оба заинтересованы в том, чтобы Хэкетт не узнал правды. Возможно, он вовсе не такой уж негодяй, каким рисует его Мэннинг. И все же капитан – человек гордый и непременно отомстит им, если поймет, что его одурачили.
– Что же нам делать? – прошептала она.
– Я думаю, нам следует поцеловаться, – не дожидаясь согласия, Росс заключил ее в объятия.
Его твердые губы были так настойчивы, а поцелуй – так сладок! Пруденс задыхалась и таяла от наслаждения, прижимаясь к нему все сильнее. Ее руки обвились вокруг его шеи, голова кружилась, а тело содрогалось от новых, еще не изведанных ощущений. Это сильное теплое мужское тело, властные руки, огненные поцелуи… Когда Росс разжал объятия, Пруденс все еще была словно в полусне.
«О Пруденс, – с тревогой подумала она. – Какой грех! Постоянно мечтать о Джеми и наслаждаться поцелуями другого мужчины!»
Она была потрясена. Ее охватили смущение и стыд за свою неверность. Вот папочка… Пока мама была жива, он ни разу не взглянул на другую женщину, не говоря уже о том, чтобы целоваться с кем-либо. Такой и должна быть истинная любовь! Она заставляет забыть обо всех ради одного человека, твоего избранника!
Дрожащая и испуганная, Пруденс быстро отвернулась от Росса, не желая, чтобы он увидел выражение ее лица.
– Вас знобит? – спросил Мэннинг. – Опять заболела голова?
Пруденс изо всех сил старалась скрыть греховное, запретное удовольствие, которое доставил ей этот поцелуй. Тем более что на самого Мэннинга, он, судя по всему, не произвел никакого впечатления. Значит, ей должно быть стыдно вдвойне!
– Да, меня едва держат ноги. И кости снова начали ныть, – пожаловалась она.
– Я дам вам еще одно лекарство перед сном. Идемте. Мэннинг обнял ее за талию и помог спуститься по трапу.
Пруденс, словно в тумане, видела собравшихся возле кубрика матросов, которые провожали их лукавыми ухмылками и о чем-то оживленно перешептывались. Триста мужчин, как говорил Росс. Триста человек, изголодавшихся по женщинам. Неужели ей придется терпеть все это до конца плавания? Пруденс вспомнила, как Бетси рассказывала о насильниках, о мужчинах, которых следовало бояться. Она вздрогнула и теснее прижалась к Россу.
Когда они оказались в кубрике,
– Спать вы будете хорошо, – сказал он и вывел ее в коридор.
Они подошли к каюте Росса. Вдруг дверь распахнулась, и на пороге появился матрос. Такого урода Пруденс не видела за всю свою жизнь. Он напоминал страшных горгулий, высеченных из камня в темных углах и на колоннах старинной церкви в Винсли. Ее сердце дрогнуло от жалости. Как грустно, наверное, жить, имея столь отталкивающую внешность! Дети, должно быть, разбегаются врассыпную и прячутся при виде него.
Испуганный матрос застыл на месте и сдернул с головы свою шапочку.
– Прошу прощения, доктор Мэннинг. Я не хотел сделать ничего плохого. Совсем ничего, сэр!
– Вас зовут Вэдж, не так ли? Тобиас Вэдж? – хмуро спросил Мэннинг.
– Так точно, сэр! Хотя дружки кличут меня Тоби. Синие глаза Росса сверкнули холодным, металлическим блеском.
– Уборка моей каюты не входит в ваши обязанности. Этим занимается мой слуга. Что же вы делали там? Крали?
Вэдж покачал огромной головой:
– О нет, сэр! Мы с Гауки [11] – это мой приятель – хотели оказать вашей леди радушный прием. Я оставил маленький подарочек, видите, сэр? – Тобиас указал большим пальцем в сторону каюты. Глаза у него были добрые и полные искренности.
После некоторых колебаний Росс кивнул.
– Хорошо, идите к себе. И держитесь подальше от юта, – добавил он. – Капитан вышел подышать свежим воздухом.
– Благодарствую, сэр! – Лицо Вэджа расплылось в добродушной улыбке и так похорошело, что его было не узнать. – У него на меня зуб, это точно. Я это нутром чую.
11
Гауки означает «простачок».
– Чем же вы его так рассердили? – участливо спросила Пруденс.
– Да я и знать не знаю, леди. Но вот какое дело: когда я сошел на берег в Дептфорде, мне заяц перебежал дорогу. Плохое предзнаменование, это уж точно. А моя мамаша – упокой, Господи, ее душу! – всегда говорила, что я потому-то и родился таким уродом. Она уж на сносях была, а тут ее заяц напугал – большой да черный… – Вэдж осекся, обеспокоенно взглянул на застывшее лицо Росса и попятился к проходу. – Ну, я небось отдыхать вам мешаю. Уж простите. – И, отдав честь, он исчез.
– Почему капитан невзлюбил его, если на то нет никаких причин? – поинтересовалась Пруденс, нахмурив брови.
На лице Росса появилась гримаса отвращения.
– Понимаете, Хэкетт имеет возможность ежедневно созерцать свою красоту, глядя в зеркало, и презирает тех, кто лишен такой внешности. А теперь давайте зайдем в каюту. Не стоит здесь вести такие разговоры.
В каюте горел только один фонарь; его мягкий свет едва разгонял темноту. Койка была аккуратно застлана двумя одеялами, в изголовье лежали две подушки. На одной из них Вэдж оставил свой подарок: маленькую тарелочку из китового уса, доверху наполненную фундуком.