Обручальное кольцо
Шрифт:
– Но как же он мог…
– Довольно, – устало сказал Росс. – Это не слишком приятная тема.
– Наверное, вы пролили немало слез? Он скрипнул зубами.
– Я никогда не плачу. Это слабость, которую я не могу себе позволить.
«Человек, который никогда не плачет? – думала Пруденс. – Должно быть, он прячет свои слезы в глубине души».
Ей очень хотелось утешить его.
– Но вы, конечно же, еще встретите какую-нибудь другую женщину. И будете счастливы с ней все оставшиеся вам годы, сколько их отпустит Бог.
– Оставшиеся годы? – Мэннинг безрадостно рассмеялся. – Сколько
Пруденс внимательно посмотрела на него. Он лежал, уставившись в потолок. Суровый профиль, крепко сжатые губы, брови, сдвинутые к переносице… Она сразу вспомнила об отце, который тоже временами бывал суров и хмурился точь-в-точь, как Мэннинг.
– О, вы, по-моему, очень-очень старый! – выпалила она.
Росс снова засмеялся. Еще ни разу в жизни Пруденс не слыхала такого мрачного смеха.
– Может, и в самом деле мой путь завершен. Что ж, я пожил достаточно и много чего повидал.
Пруденс встревожилась – в голосе Мэннинга звучала полная безнадежность.
– Но вы, наверное, прекрасный хирург?
– В котором уже не осталось почти ничего человеческого, – пробормотал он. – Который испытывает к людям одно отвращение. Знаете, что я собираюсь сделать, когда мы приедем в Виргинию? Я скроюсь в диких лесах Шеннандонских гор, построю там себе хижину и отпущу бороду.
– И что вы там будете делать?
– Буду рисовать, бродить по лесу. И ждать смерти. Пруденс чуть не задохнулась от ужаса.
– О нет, нет! Не надо! Вы отрежете себя от всего мира!
Мэннинг повернул голову и заглянул ей в глаза. На его лице появилась издевательская улыбка.
– У вас есть для меня план получше?
У Пруденс разрывалось сердце от этого холодного, отчужденного тона.
– Когда я была маленькая, в нашей деревне жила одна старуха, – тихо заговорила она, – которая знала разные древние обычаи. Ну, и эта женщина делала зимнее вино – так она его называла. Она оставляла горшки в снегу, чтобы они замерзли как следует. А потом получалось рубиново-красное вино – крепкое, густое, без примесей. И я, бывало, убегала с уроков и мчалась к ней, утопая в сугробах, чтобы попробовать запретный напиток. – Пруденс вздохнула, вспомнив о тех волшебных временах, когда она жила с мамой и папой, окруженная их любовью, в полной безопасности.
– Очаровательная история! – фыркнул Мэннинг. – И что же из нее следует?
– Неужели не понятно? Быть может, ваше сердце, как это вино, заледенело и ждет освобождения. А потом оно оттает и станет еще прекраснее и чище, чем прежде.
– Любопытная мысль. Только к чему все это?
– Ну, чтобы жить и снова любить! Еще не все для вас кончено. Я испытала счастье с лордом Джеми, потому что всегда мечтала о любви и не теряла надежды. И сейчас полагаюсь на волю Божью. Мой возлюбленный ждет меня там, в Америке. Я знаю. А вы… Разве вы не верите, что у Господа есть насчет вас свои планы! Неужели вы совсем потеряли надежду?
Мэннинг привстал, опершись на локоть, и приподнял Пруденс за подбородок.
– Великий Боже, – прошептал он, пристально посмотрев ей в глаза, – неужели в мире еще существуют такая нежность и доверчивость? Бедное, глупенькое дитя! Вместе с Мартой я похоронил свои надежды и себя
Пруденс печально отвернулась. Что тут сказать? Какие у него теплые пальцы! Она до сих пор чувствовала их прикосновение, но на сердце у нее стало холодно от его отчаяния. Нет, это трудно понять. Неужели горе может быть настолько сильно, что у человека исчезает желание жить, гаснет святая искорка в душе? Меня, думала Пруденс, страдания сделали сильнее и решительнее. А Росс…
«Прости меня, Господи. Я не имею права судить его. У меня по крайней мере есть ради кого жить. И есть, кого любить».
Пруденс ещё долго лежала в полудреме, и в голове у нее вихрем кружились мысли. Потом она услышала, как Мэннинг заворочался и сонно пробормотал:
– Марта.
Его рука снова обвилась вокруг ее талии, но на этот раз Пруденс не стала сопротивляться. Ей было тепло и уютно.
Но почему она позволила это? Чье исстрадавшееся сердце нуждалось в нежных объятиях? Мэннинга? Или ее собственное?
Глава 7
– Я принес вам завтрак.
Пруденс с трудом оторвала голову от подушки и посмотрела на Мэннинга затуманенным взглядом. Он держал в руках небольшой поднос, на котором стояла плошка с густой кашей и кружка горячего, дымящегося сидра. Она застонала. В висках опять стучали молоточки, а желудок сводили спазмы. Какой ужас!
– Господи! – жалобно простонала Пруденс, ухватившись за живот. – Я не смогу проглотить ни кусочка. Меня стошнит.
– А… ну конечно. Совсем позабыл.
Голос Мэннинга звучал насмешливо и слегка неодобрительно.
– Что вы имеете в виду? – негодующе спросила Пруденс.
Он дерзко улыбнулся:
– Это от качки, я уверен. Скоро вы привыкнете.
– У меня болит голова, – мрачно заявила Пруденс, не в силах выдавить из себя ответную улыбку.
– В каюте спертый воздух. Одевайтесь, я выведу вас на палубу. Шторм, кажется, прошел стороной, только дождь моросит. – Росс поставил поднос на буфет. – Но сначала вы должны позавтракать. Выпейте чаю и съешьте хоть несколько печений. Я настаиваю. – Он показал ей на таз с водой, стоявший на столе. – Вставайте. Пока вы будете одеваться и умываться, я приготовлю чай.
Неужели он не даст ей возможности самой спокойно привести себя в порядок? Пруденс даже не пошевелилась, с раздражением дожидаясь, пока Мэннинг повернется к ней спиной. И вот наконец она одержала маленькую победу! Стоило Россу отойти в сторонку, как она соскочила с кровати. Теплая вода приятно освежила лицо. Умывшись, Пруденс сразу почувствовала себя гораздо лучше; даже головная боль утихла. Она приспустила рубашку и протерла подмышки, потом побрызгала себя ароматной розовой водой, которую принес предусмотрительный Мэннинг. Кроме таза, он оставил на столе стакан с холодной водой, зубной порошок и щетку. Пруденс почистила зубы и выпила воду, оставшуюся в стакане, чтобы унять подкатывавшуюся к горлу тошноту.