Обручальное кольцо
Шрифт:
«О котеночек! – Пруденс явственно услышала укоряющий голос отца. – То ты завидуешь Марте, то слишком высоко заносишься в своей гордыне». К тому же она повинна в чревоугодии. Сколько радости вызвал в ней роскошный завтрак! Какой же еще смертный грех совершит сегодня Пруденс?
Она взглянула на смятую постель и покраснела от смущения. Этой ночью Росс был ненасытен. Он брал ее снова и снова, не давая передышки, и одна волна экстаза следовала за другой в ровном, неспешном ритме.
Пруденс отвела глаза от кровати. Об этом грехе вообще лучше не думать.
Возле двери валялась груда свертков и коробок. Это все ее вчерашние покупки – хотя нет:
Но постой-ка. Пруденс вдруг нахмурилась. В голове промелькнула тревожная мысль. Что говорила Бетси? Подарок – в обмен на твое сокровище. Безделушки как плата за возможность… переспать с женщиной. Пруденс передернулась от этого грубого слова. Возможно, Росс просто расплачивается с ней за свои ночные развлечения. И если бы он потребовал большего, разве она смогла бы отказать? Таковы условия сделки, которые она приняла по доброй воле в ту самую минуту, когда согласилась взять от Росса подарки.
Пруденс вздохнула, недовольная собой: ведь ее тело до сих пор испытывало блаженство. А Бетси утверждала, будто проститутки руководствуются лишь холодным расчетом. Что-то здесь не так.
«Нет, Росс нуждается во мне», – подумала Пруденс, стараясь заглушить сомнения и оправдать свой чрезмерный пыл. Пусть даже ему нужно только ее послушное тело. Когда они поцеловались в последний раз, пожелав друг другу спокойной ночи (это было уже на рассвете его глазах было столько благодарности и ласки, Пруденс защемило сердце. Вряд ли она отказала сегодня – даже без этих щедрых подарков. И не откажет в дальнейшем – если Росс захочет. Она сумела – по крайней мере частично – возместить ему то, что он утратил после смерти жены. Если благодаря ей Росс в более спокойном состоянии духа начнет свою одинокую жизнь в глуши – этому надо радоваться. Никто не заменит ему Марты, но, возможно, сейчас – дай-то Бог! – он хоть немного утешился.
«Милосердие, папочка, – думала Пруденс. – Это всего лишь милосердие. Да, я погрязла в грехах и пала, но пала во имя святой добродетели».
И потом: именно Росс решил помочь ей вернуться домой. Да разве за одно это она не обязана дать ему все, о чем бы он ни попросил? Джеми и малыш. Пруденс вспомнила о своей милой крошке, уютно устроившейся у нее на руках, и почувствовала невыносимую печаль. Она пыталась убедить себя, что все будет хорошо и глупо предаваться унынию.
Но напрасно. Она воочию видела своего сына, его прелестное розовое личико. Он уже узнавал ее и, услышав материнский голос, поворачивал головку. Душа Пруденс разрывалась от тоски, против которой были бессильны все доводы рассудка. Руки ощущали пустоту. Груди, которыми она кормила младенца, ныли, словно в них снова появилось молоко.
Роскошный завтрак больше не прельщал Пруденс. Она оттолкнула поднос, уронила голову на руки и горько заплакала.
Росс поднимался по лестнице в мрачном расположении духа. Ну и мерзавец же этот чертов сапожник – просто клейма ставить негде! Заявил, что не знает, будут ли готовы вовремя бальные туфельки Пруденс. Проклятый обманщик, у него было три дня в запасе. К тому же он осмелился сказать, будто это его, Росса, вина. Надо было, видите ли, сразу определить размер ноги… Ладно, к дьяволу его! Он найдет другого – попроворнее!
Споткнувшись о ковер, Росс тихо выругался. Если быть честным с самим собой, то следует признать,
С того дня, как она вернулась, прошло почти полторы недели. Они четыре раза были в театре, каждый вечер ужинали в уютных тавернах; гуляли по улицам, окутанным осенними сумерками, заходили в магазины и ездили в экипажах. И Пруденс всегда смеялась и казалась вполне счастливой.
А потом… Росс заскрипел зубами. Каждую ночь она ложилась в постель, повинуясь его зову, охотно, радостно, как опытная шлюха. Она позволяла ему проделывать с собой такие вещи, о которых Марта, несмотря на всю близость с мужем, и помыслить не решилась бы. Она была слишком застенчива для этого. А Пруденс бесстыдно ласкала его, доводя до крайней степени возбуждения и восторга. Россу и в голову не приходило, что такое возможно.
Он снова выругался. Кто научил ее всем этим ухищрениям? Проклятый Джеми? А что, если с ним Пруденс получала большее наслаждение? Весьма неприятная мысль. Росс вдруг почувствовал себя неопытным дурачком и проклял свое высокомерие. Сколько лет он соблюдал целомудрие, в то время как его товарищи учились ублажать женщин.
И ведь нельзя сказать, что этой маленькой шлюшке не нравится заниматься с ним любовью! Кем бы ни было занято ее сердце, но тело Пруденс тает от наслаждения во время их ночных скачек. Она вздыхает и даже кричит в экстазе. И как бы часто он ее ни хотел, никогда не выказывает признаков усталости.
– Будь я проклят! – пробормотал Росс.
Зачем мучить себя? Он вернет Пруденс человеку, которого она любит. Ведь когда он обнимает ее трепещущее тело или целует, Пруденс наверняка думает о Джеми. Сколько раз она плакала по своему возлюбленному, который уехал так далеко? Услышав ее душераздирающие всхлипывания, Росс обычно отходил от двери в спальню, терзаемый угрызениями совести.
Лучше смотреть на их отношения так, как это, несомненно, делает сама Пруденс: они спят друг с другом и получают полное физическое удовлетворение. И если благодаря Пруденс давно не знавшее радости тело Росса вновь ожило и познало мирские удовольствия – что ж, это еще один грех, за который придется просить прощения у Марты.
Росс вздохнул, чувствуя себя беспомощным перед своими низменными потребностями. Они поймали его в ловушку. Ну и ладно. Им с Пруденс предстоит быть вместе месяца два. За это время он удовлетворит свою похоть. Огонь, пожирающий его сейчас, конечно же, скоро погаснет, и он опять обретет свободу. Будет вести аскетическую, одинокую жизнь в глуши. И молить Марту о прощении грехов, которые он совершил, осквернив память о ней.
Из апартаментов Росса донеслись звуки дудочки и нежные переливы голоса Пруденс. Он воспрянул духом, пульс забился чаще. Россу очень хотелось, чтобы сейчас Пруденс была в своем лавандовом платье. Оно невероятно ей идет.
– О Боже! – громко простонал он. – Прости меня, Марта. Сколько же грехов придется замаливать перед тобой!
Глава 17
Когда Росс вошел в комнату, песня оборвалась на тихой, жалобной ноте. При виде его опечаленного лица у Пруденс сжалось сердце. Наверняка он думает сейчас о своей хижине в лесах, горюет из-за того, что надо возвращаться в Лондон и менять – пусть на время – жизненные планы. С каждым днем Росс вел себя все более холодно и отчужденно. Он стал почти таким же, каким Пруденс увидела его впервые, – суровым, бесстрастным врачом.