Обручальное кольцо

Холлидей Сильвия

Росс неохотно кивнул и проворчал:

– Согласен.

А может, воспользоваться его слабостью и попросить еще что-нибудь? Не такой уж это грех!

– И так будет до конца плавания? – спросила она с лукавой улыбкой.

Росс покачал головой и раздраженно бросил:

– Чертенок! Тебе только палец дай – ты всю руку откусишь.

На мгновение Пруденс показалось, что она и впрямь зашла чересчур далеко. Она напряглась, готовясь выдержать гнев Росса, но тот усмехнулся, его глаза засияли, и у Пруденс от счастья сердце подпрыгнуло в груди. Она наслаждалась, видя

его улыбающимся. Как приятно заставлять Росса смеяться! Интересно, часто ли он смеялся при жизни Марты?

Росс вытащил свою трубку, раскурил ее и прислонился к поручню, время от времени кивком головы приветствуя матросов, суетившихся на нижней палубе. Несколько проходивших мимо пассажиров выразили свою радость по поводу выздоровления миссис Мэннинг. От их сочувственных слов на душе у Пруденс стало еще радостнее.

Она украдкой взглянула на Росса. Он смотрел на фок-мачту. Его мужественный профиль четко вырисовывался на фоне голубого неба. Пруденс не могла им налюбоваться: этот упрямый подбородок, гордый нос с красиво очерченными ноздрями, насмешливо приподнятые брови, синие глаза, при виде которых у Пруденс замирало сердце. Волосы Росса, связанные сзади лентой, трепал ветер. Светлые локоны блестели в лучах солнца.

И вдруг Пруденс с удивлением заметила, что с его кожи почти исчез загар. Сколько же трудных, бессонных ночей провел Росс у ее постели, борясь со смертью! Сколько дней ухаживал за ней, не выходя на свет Божий! Всякий раз, когда она открывала глаза – напуганная, истерзанная лихорадкой, Росс был рядом. Он успокаивал, утешал, облегчал боль.

Да, он всегда был рядом. С первого дня их знакомства. Всегда поддерживал и защищал ее, давал силу и радость. С ним Пруденс чувствовала себя красивой, умной и опытной женщиной. Рядом с Россом исчезало присущее ей ощущение неуверенности в себе.

«О папочка, – Подумала она вдруг, – как мне нужен сейчас твой совет!» Неужели это и есть настоящая любовь? Смеяться, когда он счастлив, и горевать, когда он печален? Слушать его шаги и знать, что стоит ему войти в комнату – и все вокруг засияет новыми красками?

Джеми промелькнул подобно метеору: яркая вспышка – и снова тьма. А Росс проявил себя сначала как преданный, искренний друг. И в ее душе исподволь, почти, незаметно расцветала радость и новое чудесное чувство – любовь. Это было похоже на пожар, который разгорается медленно, зато потом пламя вздымается до небес. Иногда этот огонь сжигал Пруденс на костре страсти, а иногда согревал, давая уют и тепло.

«Да, – подумала Пруденс, – я люблю его». А Росс? Любит ли он ее? Сможет ли полюбить когда-нибудь? Последние несколько дней он был таким добрым, милым и веселым. Наверняка тут дело не только в потребностях его плоти. Росс испытывает к ней какие-то другие чувства. По крайней мере он сознает те обязательства, которые накладывает на него брак. Он говорил, что хочет строить свою жизнь с ней. Возможно, Росс уже начал любить ее по-настоящему.

Пруденс вдруг подхватил порыв отваги, и она вознеслась ввысь на крыльях надежды. А что, если рискнуть: остаться с Россом и попытаться

осуществить свои мечты? Надо все ему рассказать, и они вместе отправятся к дедушке. Конечно, Росс не произведет на старика большого впечатления: у него нет ни богатства, ни титула, но что-то он сумеет сделать. Росс всегда был ее защитником и спасителем и ни разу не потерпел поражения. С его помощью, вероятно, удастся вернуть ребенка.

К тому же Росс – широкая натура. Как бы это ни было ему больно и трудно, но в конце концов он примет дитя, зачатое от другого мужчины, и будет относиться к нему не хуже, чем к собственному. Пруденс не сомневалась в этом.

А потом, возможно, она наберется храбрости и скажет, что любит его. Главное, чтобы при этом он не смотрел на нее холодным, отчужденным взглядом.

Росс повернул голову и с улыбкой обратился к Пруденс:

– На солнце ты распускаешься как цветок. Приятно видеть тебя такой.

«Он любит меня! Иначе и быть не может. Этот взгляд!..» – Пруденс зарделась, преисполненная несказанной, невыносимой радостью. Она колебалась, подыскивая слова, которые помогли бы выразить ее чувства.

– Росс…

Но он, казалось, и не заметил нежности, прозвучавшей в ее голосе.

– Стало свежеть, – спокойно заметил Росс, подняв глаза к небу, на котором появилось облако. – Иди в каюту.

– Нет. Позволь мне побыть здесь еще.

– Тогда накинь мантилью. Я пошлю за ней Тоби.

– Я схожу сама. Я чувствую себя хорошо. Пруденс хотелось выиграть время, чтобы придумать, как достучаться до сердца Росса и пробить брешь в стене, которая вдруг снова выросла между ними.

– Ты останешься здесь! – резко скомандовал Росс. Она поджала губы.

– Мне ведь не нужно подниматься по лестнице. Я пойду медленно. И ты обещал, что сегодня не будешь тиранить меня.

– С этим я поторопился, – проворчал Росс. Он махнул рукой в сторону их каюты. – А впрочем, иди, если уж тебе так хочется.

Пруденс медленно, неверными шагами двинулась по коридору, держась за стенку. Отыскав мантилью в своем когда-то подаренном ей матросами рундучке, она накинула ее на плечи и с досадой прищелкнула языком. Пуговица повисла на нитке. Один сильный порыв ветра – и она оторвется окончательно.

Пруденс вспомнила, что у Росса есть набор швейных принадлежностей. Ей хватит минуты, чтобы продеть нитку в иголку и как следует закрепить пуговицу. Она присела на колени возле сундука Росса и приподняла крышку…

Задыхаясь от горестной неожиданности, Пруденс поднесла руку ко рту. На самом верху лежало платье Марты – аккуратно свернутое и перевязанное розовой ленточкой. Но не это ударило ее в самое сердце, а пара корсетов – из того же зеленого шелка, по краям расшитых розочками.

А ведь когда Пруденс носила эти корсеты в Виргинии, Росс изображал полное безразличие, словно вещи Марты уже не имели для него никакого значения. И все-таки во время их пребывания в Вильямсбурге – покупая Пруденс обновки и разные безделушки, притворяясь, будто она нужна ему, – Росс позаботился о том, чтобы сохранить туалеты своей жены.