Обрученные с севером. По следам «двух капитанов»
Шрифт:
«Звон и гул все ближе, будто тысячи боевых колесниц мчатся по песку поля битвы. Сила сжатия постоянно растет; прямо у нас под ногами лед уже начинает дрожать, жалуясь на все лады, сперва слышен свистящий шелест, как от полета несчетных стрел, затем с треском, грохотом, пронзительным визгом и басовым гулом, с все более свирепым ревом льды поднимаются, вспарывают окрестности корабля концентрическими трещинами, расшвыривают изломанные ледяные глыбы. Чудовищно быстрый ритм прерывистого воя возвещает высшее напряжение могучей стихии. Затем раздается громовой треск, беспорядочные черные линии во множестве расчерчивают снег. Новые трещины совсем рядом, мгновение — и на их месте уже зияют бездны… Грохоча, сдвигаются и рушатся вздыбленные колоссы, будто разваливается город… Плоские обломхи стоймя торчат из воды, немыслимый напор гнет их дугою, кое–где ледяные поля вздуваются куполами—устрашающее свидетельство пластичности
97
Пайер Ю.725 дней во льдах Арктики. Австро–венгерская полярная экспедиция 1871—1874.
Итак, жребий брошен, и отряд Альбанова собирается в путь:
«…в январе 1914 года становилось почти очевидным, что нам нечего рассчитывать на освобождение судна от ледяных оков в этом году: дрейф наш обещал затянуться в самом лучшем случае до осени 1915 года, то есть месяцев на двадцать, на двадцать два. И это при самых благоприятных условиях».
Уход Альбанова с частью команды действительно давал хороший шанс для остающихся на судне людей протянуть до 1915 года, а для уходящих попытаться достичь Большой Земли и вызвать подмогу. Казалось бы, теперь у всех общая цель: одни уходят, невольно спасая других. Но даже теперь стычки капитана и штурмана не прекращаются ни на минуту. Стычки, возникающие подчас на пустом месте, по несущественным мелочам:
«При выборе материала для каяков и нарт несколько раз у меня были столкновения с Георгием Львовичем, столкновения дикие, о которых мне и сейчас неприятно вспоминать… С болезненной раздражительностью мы не могли бороться никакими силами. Внезапно у обоих появлялась сильная одышка, голос прерывался, спазмы подступали к горлу, и мы должны были прекратить наши объяснения, ничего не выяснив, а часто даже позабыв о самой причине, вызвавшей их».
Неудачи и невзгоды прошедших двух лет окончательно измотали нервы капитана и штурмана. Вот карандашная запись из найденных нами дневников, сделанная весной 1914 года:
«…поспорил с… капитань насчет полозьев… как глупо со стороны капитана штурману говорить детские заводите игры… он говорит вы ненормальные. Очень приготовляемся кь отходу. Уже высушили 14 пудов… и еще пробовали сушить горох и молоть…».
И все же Альбанов уходит. Но уходит поздно: в апреле 1914 года судно уже удалялось от острова Рудольфа — самого северного на архипелаге Земля Франца–Иосифа. Остается только мифическая Земля Короля Оскара где-то на юге, но у штурмана на сей счет с самого начала были большие сомнения. В конечном итоге он и подтвердил своим беспримерным походом, что этой земли в действительности не существует.
Преодолевая с огромными трудностями торос за торосом, отряд из одиннадцати человек упорно движется на юг с изнуряюще медленной скоростью, а дрейфующий навстречу паковый лед продолжает стремительно сносить их все дальше от спасительной цели.
3 мая Прохор Баев уходит на разведку один, и это заканчивается первой трагедией. В свое время за поход через ледник в одиночку, мне досталось от командира «на пряники» по полной программе. Но я-то шел детально изученным маршрутом по суше, а у Баева на пути были обширные зоны торошения при постоянной передвижке ледяных полей. Как результат — пропавший без вести матрос
Но еще до исчезновения Баева в отряде начинаются ощутимые потери драгоценного снаряжения. При выходе со «Св. Анны» у группы Альбанова с собой было шесть охотничьих ружей, но к окончанию похода остались лишь норвежская винтовка у пешей группы и один дробовик у каячной. Тут есть о чем тужить! Потеря оружия в полярных широтах сама по себе очень чревата, но, как оказалось, что еще более серьезные последствия для путников имели потери каяков. Из семи сделанных на судне каяков до Земли Франца–Иосифа дожило только два. Сразу два было брошено еще в начале пути, после того, как Пономарев со товарищи решили вернуться на «Св. Ainiy». Чуть позже из записи Альбанова от 18 мая следует: «сегодня же решили уничтожить самый плохой каяк и самые сломанные нарты». А затем и 6 июня, на следующий день после того, как штурман увидел на горизонте землю, он записал:
«сегодня уничтожили четвертый каяк и самые поломанные нарты».И, наконец, 17 июня, когда сбегают Шпаковский и Конрад, группе ничего другого не остается, как бросить и еще один. Итак, на десять человек каяков осталось всего два. Теперь отряд вынужден делиться на две партии, что в конечном итоге стало одной из причин, решивших судьбу пешей группы. В последний раз обе группы встретились на мысе Ниля. Альбанов спешит, не желая напрасно тратить время на отдых, когда до конечной цели оставалось чуть более пятидесяти километров. Но такое расстояние в Арктике — это почти как до Луны! У штурмана не было полной уверенности в том, что база Джексона уцелела и на ней сохранились остатки созданного некогда продуктового депо. Ведь прошло уже двадцать лет, и если окажется, что на ее месте ничего нет, то нужно будет предпринимать попытку как-то устроиться на очередную зимовку, а это потребует драгоценного времени. К тому же люди час от часу все больше слабеют, «благословенные» мысы Земли Георга, так гостеприимно встретившие их сейчас, всего через несколько недель превратятся в мертвую заснеженную пустыню, и тогда прощай последняя надежда на спасение. Альбанов торопит и торопится сам. И тут, то ли подвела неточная карта, то ли сдали нервы у самого штурмана, но он допускает серьезную ошибку: следующей точкой встречи назначен мыс Гранта на Земле Георга. По пути следования пешей группы было еще несколько приметных мысов, где бы группы могли встретиться и скорректировать план своих дальнейших действий. Но Альбанов настаивает, как наиболее близкой точке к острову Белл, именно на мысе Гранта Даже на каяках, стремящихся к цели с гораздо большей скоростью, Валериан Иванович добирается туда за семнадцать (!) часов. Проходя на своем каяке вдоль побережья, он либо не видит в тумане, либо неправильно оценивает рельеф местности, по которой придется идти ею «пешеходам». Время, которое он отмерил на ожидание группы Максимова, —сорок пять часов. Это ничтожно мало для измотанных людей. Но если уж быть объективным до конца, то Альбанов фактически и не ждал эту группу, о чем сам же и сообщает в своих дневниках. Он просто «ловил» погоду для перехода по открытому морю к острову Белл:
«…пока нас и не соблазняет особенно «плавание», погода ветреная, идет снег, и все закрыто мглой… Продолжаем сидеть на мысе Транша и ожидать береговую партию. Погода отвратительная. Сильнейший шквалистый «О» ветер; холодно, а временами еще поднимается метель».
Как только 5 июля погода наладилась, каяки двинулись в путь:
«Ждать больше не могу. В 2 часа ночи, пользуясь прояснившейся погодой, мы снялись и пошли к острову Белль, придерживаясь кромки невзломанного льда».
Нет, Альбанов не собирается никого бросать на Земле Георга, но ему необходимо было как можно раньше оказаться на острове Нортбрук, а пешая группа явно не торопилась:
«Эта партия собирается до вечера остаться на мысе Ниль и уверяет, что догонит меня. Советую им не терять времени напрасно, идти скорее, но, впрочем, это их дело».
Будучи по сути своей классическим мизантропом, Альбанов понимал, что только беспощадность к себе и своим изможденным спутникам, помноженная на невероятную удачу, может дать хоть какой-то шанс на спасение. И, если на мысе флора действительно существует база Джексона, тогда можно отдохнув и оставив там часть людей, вернуться назад за отставшими, которые, как он прекрасно знал, особого и не спешили. Людям, оставшимся на Земле Георга, некоторое время действительно ничего не угрожало. У них было ружье и семьдесят патронов к нему. Этого должно быть вполне достаточно, чтобы прожить здесь неделю–другую. Инструктаж по прохождению ледника Альбанов провел, приказав всем прощупывать лыжными палками дорогу и связываться линем, который ранее они использовали для измерения глубины моря.
Идущая по морю группа продолжает упорно пробиваться к конечной цели своего похода — мысу Флора. Невольно вызывает недоумение распределение людей на оставшихся каяках. В одном оба относительно здоровые Альбанов и Конрад, в другом, по собственному же рассказу штурмана, «…Нильсен (который) едва ходит, а Шпаковский немногим разве лучше ею. Луняев хотя и жалуется на ноги, но у него не заметно той страшащей меня апатии, нет упадка сил и энергии, как у Нильсена и Шпаковского…». И если все прекрасно понимали, что Нильсена уже ничто не спасет, то почему вместе с ним во втором каяке оказались полуживые Луняев и Шпаковский? Что это, боязнь еще одного побега? Или… Скорее всего, мы этого никогда не узнаем, но не сумевшие выгрести в разыгравшийся шторм два матроса навсегда исчезли в густом тумане. Трудно сказать, утонули они сразу же или все-таки смогли выгрести на сушу и умерли голодной смертью. Если верно второе, найти их можно только чисто случайно, но у них могла сохраниться запаянная банка с ценнейшими материалами — первой, наиболее важной частью дневников Альбанова.