Обрученные тьмой
Шрифт:
– Но вернемся к делу, – Тирхис протянул руку и разжал кулак. На его ладони перекатывалась тоненькая колба с тугой крышкой. Таких в ящике у Фергюса хранилась целая коллекция, для реактивов и проб снадобий. В этой же, судя по цвету, была…
– Кровь Эльзы, – скользкий Гад смотрел пристально, ожидая когда я возьму подношение. – Обязательно пригодится, когда узнаешь, где искать Октавию фон Эрмс – мать Эльзы. Видишь ли, она давно умерла.
Я забрал колбу, удивленно изогнул брови. Вот и подвох.
– Как это понимать?
– Тебя ждет непростая работенка, Эл, – он хлопнул меня по спине, словно мы закадычные приятели. – А с ардом Хоггом, проблем не возникнет. Ты же актор Тайной службы, проведешь еще одно расследование. Не вижу энтузиазма. Это же так весело!
Обхохочешься.
Я покрутил в руке колбу. Мертва…
– Предлагаешь заняться некромантией?
Тирхис потер бороду.
– Можешь призвать духа.
– Это выбор между чумой и халерой.
– Развлекайся.
Он широко улыбнулся, сунул руки в карманы широких штанов и направился к окну. Покрывало Изнанки всколыхнулось. А я стоял и не мог собраться с мыслями. Просто потому, что их оказалось слишком много. Одно цеплялось за другое: сделка, желание узнать о «Стреле Зари», исключительно ради Виллы, желания чародейки и…
– Эльза отрицает, что связана с убийцей, – бросил вслед, но он уже исчез.
И тем неожиданнее и зловеще прозвучал ответ. На грани двух реальностей, как эхо, прокатившееся по пустому помещению.
– Всему свое время, Габриэль.
Интерлюдия третья,
где происходит новое убийство
Хозяин мясной лавки расщедрился на колбасные обрезки для черной пушистой химеры. Вдоволь налакомившись и сыто урча, зверек вылизывал лапки и намывал за ушами, развалившись под козырьком.
Ночь стояла тихая, толпы горожан разбрелись по домам после зрелищного салюта, устроенного по окончанию приема во дворце.
Зверьку нравилось наблюдать за людьми, гулять по крышам, заглядывать в окна, слушать разговоры. Глупые люди. Смелые люди. Добрые люди. Все они разные. Были они такие непостоянные и непохожие друг на друга: воины и трусы, богатые и бедные. Не взращенные за одним и тем же столом, они жили под одним и тем же солнцем – ласковым и добрым.
Черной химере нравилась эта сторона двойственного мира, это самое солнце и с наслаждением греться в его лучах. Но порой, случалось и такое, от чего шерсть на загривке становилась дыбом. Зверек позабыл, каково это – испытывать первобытный страх, предчувствие чего-то неизбежного, темного…
Хозяин лавки часто задерживался допоздна. Он никому не доверял и потому сам вел учетные книги, сводил дебет с кредитом, подсчитывал выручку за день. Недаром ведь целых пять лет обучался грамоте в Колдире. Вот и этой ночью, когда все пели, плясали и выпивали на площади, скряга-лавочник сидел в каморке и чах над своим добром. Засобирался домой, когда фонарь стал коптить (артефакторы драли три шкуры за свои осветительные приборы, а ворвань стоила копейки). Он убрал бумаги в сейф, ключ, как всегда, спрятал за пазухой, погасил фетиль и косолапой поступью направился к двери, не забыв при этом проверить холодильные шкафы и другие помещения.
У порога к его ногам метнулась химера. Принялась урчать и тереться о брюки, пропахшие копченым беконом и немного ворванью.
– Ну чего тебе еще, ненасытная ты зверюга?
Черный комок шерсти зашипел, но не зло, а предупреждая. Только вот человек понял все наоборот. Разозлился, топнул ногой.
– Брысь, нечисть прожорливая!
Химера юркнула под крыльцо, поджала хвост, затряслась. Глупые люди. Не видят, не чувствуют. А смерть близко, смерть рядом.
Причитая, мясник закрыл двери, спустился с крыльца, посмотрел по сторонам… и увидел монстра. Костлявое тело в струпьях, морда – самый страшный кошмар – глаза-бусины, широкая пасть с рядами мелких зубов.
Смердящее болезнью страховидло замерло напротив мужчины. Оно не нападало, но скалилось, и его зловонное дыхание отравляло ядом.
Лавочник обмочил портки, тяжело рухнул на колени и принялся молиться Богам, махать руками и плакать. Тварь тем временем прыгнула, припечатала грузное тело к земле, повела башкой, принюхиваясь и облизываясь. Мясник молотил ногами по брусчатке, попытался схватить монстра за шкуру, но пальцы проваливались в прогнившую плоть, на руки и грудь потекла мерзкая липкая жижа. Его замутило, перед глазами потемнело.
Страховидло открыло пасть и пространство перекосило. Лицо человека вытянулось, кожа начала чернеть и иссыхать, из горла вырвался предсмертный хрип. Ни крови, ни оторванных конечностей, ни ошметков плоти. Из здорового сбитого мужчины, просто выпили душу и жизнь. Человек превратился в высушенную мумию.
Все случилось быстро.
Монстр встряхнулся, щелкнул зубами и без интереса обернулся на единственного свидетеля. Рыкнул и растаял в воздухе.
Глава шестая,
житейская
Нильдар. 27-й день месяца огня.
Габриэль Дрейк
– Какого дрыхга? – простодушный Майрон, как всегда выразился емко и озвучил мысли всех собравшихся.
– Будто вампир поработал, – подметил кто-то из студиозов-практикантов.
– Жертвы вампиров не выглядят, как столетние истлевшие мумии, – оскорбился единственный присутствующий вампир.
– Я видел такое лишь однажды. Запах тот же, – я поморщился, разглядывая лужу гнойной, липкой зловонной жижи. – Здесь был Анку, – встал и отряхнул брюки.