Обрученные зверем
Шрифт:
Тот ублюдок действовал точно так же. Умело, терпеливо. Никакого напора и давления. Почти. Просто провожал и встречал с работы, дарил цветы, всё время мелькал перед глазами и уговаривал… обещал.
Но мы узнали об этом значительно позже. Когда противиться силе и магнетизму хищника она уже не смогла.
Мама скрывала, стыдилась, не хотела волновать отца и молчала. Я так и не смогла ей простить именно этого молчания. Мне почему-то до сих пор хочется верить, что, если бы она рассказала всё, мы могли бы успеть.
Я
Почти сразу всплыла информация о молодом модифицированном, который не давал ей проходу, который присылал ей на работу цветы и сладости, встречал-провожал, соблазнял.
Мы не верили. Только не наша мама. Только не она. Всегда такая весёлая, яркая и улыбающаяся, она просто не могла предать нас.
Их нашли через трое суток. Три дня, которые мы толком не спали, не ели и строили самые разные догадки — шантаж, похищение, угрозы. Её заставили!
А она сама…
— Я люблю его, — прошептала виновато, не в силах посмотреть на нас. — Простите. Но я не могу без него… не могу. Я пыталась… Но это сильнее меня.
Ушла, бросив всё, оставив нас.
Через два месяца любовь модифицированного кончилась так же быстро и стремительно, как и началась. Наигрался и выбросил её из своей жизни, предложив перейти к его другу.
А она не смогла этого перенести.
Потом были таблетки, скорая. Больница с холодными светло-зелёными стенами и давящей тишиной.
Мы с отцом сидели в приёмной, до конца отказываясь поверить в то, что всё так закончилось.
Десять лет прошло. А до сих пор больно.
А теперь всё снова вернулось, повторяется, но на этот раз со мной. Вот только я не сдамся, не позволю себя сломать.
Стив видит меня насквозь, читает каждую эмоцию и моё состояние понимает без труда.
— Мне жаль.
Искренне. Мне не к чему придраться. Почти. Да, ему, наверное, жаль. Вот только это ничего не изменит, не вернёт её к жизни.
Я поспешила сменить тему.
— Ручка сломалась. Чем будем записывать условия?
Оборотень не спешил отвечать, изучая меня.
— Запишем, как только всё обговорим. Ты не хочешь принимать от меня дорогие подарки?
— Никакие не хочу.
— Так не пойдет, Мари. Давай определим хотя бы границы стоимости. Например, десять тысяч.
— Что десять тысяч?
— Подарки не крупнее десяти тысяч.
— Ты ведь не отстанешь, да? Хорошо. Согласна, — ответила я, тяжело вздохнув, и взглянула на часы. — Мне на работу пора.
А тут меня ждал новый сюрприз.
— Я отпросил тебя у начальства, — совершенно спокойно и даже деловито ответил мужчина.
— Ч-что? Что ты сделал?
— Ты же всё прекрасно слышала, Мари. Я ведь понимал, что мы не уложимся в час, поэтому предупредил твоё начальство о том, что ты немного задержишься.
— Когда?
Он ведь при мне никому не звонил! Я бы заметила, услышала, догадалась. Это что получается? Оборотень заранее договорился? Знал, что я поеду с ним сюда, что мы задержимся? Этот модифицированный знал всё наперёд, и я лишь играю под его дудку, изображая из себя самостоятельную и независимую личность?!
Вот тебе и независимая личность.
— Какая разница, Мари. Главное, что тебе не надо спешить на работу.
— То есть ты всем показал, что я твоя ручная игрушка, которая покорно ест из твоих рук?!
— Для ручной зверушки ты слишком непослушная и своевольная, — попытался пошутить он.
Не вышло.
— Ты не понимаешь? Теперь все на работе считают, что я твоя любовница.
— Тебя так волнует чужое мнение?
— Я не могу себе позволить иного. Когда ты исчезнешь, мне придётся с этим жить!
— А если я не собираюсь исчезать?
Это было выше моих сил. Он не понимал, в какую передрягу я попала из-за него. Не хотел понимать. Для него важно лишь одно: заполучить меня. И всё!
Больно. И гнев уже сдержать невозможно.
— Слушай, Стив! — прорычала я и замерла, неожиданно поняв, что впервые обратилась к нему по имени.
И поняла это не только я.
Расслабленность исчезла. Мужчина тут же напрягся, и воздух между нами буквально заискрил от напряжения. Его глаза стали совсем янтарными, а я…я стала мухой, которая угодила в этот янтарь, нарушив еще одно правило: не обращаться к чистокровкам по имени.
— 17-
У каждого из нас есть границы личного пространства. У кого-то они большие и табличка на лбу: «Не подходи — убьёт». У кого-то узкие и извечное желание обниматься и прижиматься к другим.
Но это у людей, у модифицированных свои законы и порядки. Тут дело не в прикосновениях, а в границах, которыми они себя окружали.
Называть оборотня по имени можно и не противозаконно. Обращаться тоже. За это никто не съест и даже не покусает. Только есть одно маленькое, но очень важное исключение. Если это не чистокровка. Потому что для вышеуказанного подвида личное обращение — это как помахивать нижним бельём у них перед носом. Призыв, согласие и ступень, ведущая прямиком в пропасть.
И я только что на неё ступила.
Вот как охарактеризовать своё поведение? Тупизм и кретинизм в квадрате. Можно было списать всё на нервы, на взгляд, который не давал покоя и заставлял совершать ошибки. Но разве это изменит произошедшее?
Дура! Это же надо было так сорваться, разозлиться, чтобы забыться до такой степени, чтобы произнести его имя вслух. Я ведь и мысленно старалась как можно меньше так к нему обращаться. Не помогло.
Сердце словно пропустило удар, а я всё никак не могла вырваться из плена его глаз.