Обряды возвращения к жизни
Шрифт:
Старик — ему было не меньше 60 лет, а это немалый возраст для индейца — сделал знак, чтобы подали вторую чашу. Процедура повторилась. Я могу только строить предположения о том, что достигалось этим приемом, действовавшим не на «пациента», а на «врача». Однако это, несомненно, действовало и на Габорио. Он смотрел, как зачарованный, на знахаря, который, похоже, впадал в транс. Потом знахарь подал знак, и его помощник снова уложил Габорио на землю лицом вверх. Знахарь еще раз стал на колени, крепко зажав голову Габорио между ног. Снова запустив руку в рот Габорио, он принялся жевать какой-то мешочек вроде табачного кисета, сплевывая на землю сначала по одну сторону от Габорио, затем по другую. Все это время он нараспев
Наконец знахарь поднял голову и выплюнул что-то. Я подошел ближе: это была острая щепка. Как она попала ему в рот, не знаю, но уверен, что не из щеки Габорио… Через некоторое время он выплюнул муравьев. Я был поражен его фокусами. Судя по всему, старик незаметно совал это себе в рот, и, когда в третий раз он выплюнул кузнечика, а в четвертый — ящерицу, я был просто сбит с толку. Ящерица, очевидно, считалась чем-то важным. Знахарь потрясал ею в воздухе, показывая столпившимся вокруг индейцам… у нее недоставало одной ноги…
«Доктор» взял у своего помощника маленькую двустворчатую раковину… щипцами он вытащил из горевшего рядом костра раскаленный уголь и протянул его Габорио… знахарь быстро дал понять, что Габорио должен взять в рот раковину, внутрь которой он положил уголь. Затем он быстро растер какие-то сухие листья и посыпал ими уголь в раковине. Распространился запах, схожий с запахом лаврового листа. Знахарь помог Габорио держать раковину во рту так, чтобы дым окуривал зубы.
Через несколько минут напряженное выражение сошло с лица Габорио. За несколько секунд зубная боль оставила его. Он радостно объявил: «Коготок ящерицы выкурил зуб!»
Райт, давая объяснение этому факту, делает предположение, что больной беспредельно верил в могущество знахаря, но в то же время признает и то, что на пациента подействовало нечто, выходящее за рамки наших представлений о медицине».
Был Райт свидетелем и других чудес, демонстрируемых колдунами. Райт рассказывает о деревенском знахаре Пименто, с которым он познакомился в одной деревушке и наблюдал за процессом родов одной женщины, которой знахарь помогал. Женщина была близка к смерти, но Пименто, ни разу не прикоснувшись к ней, лишь только чисто психологическим воздействием помог благополучному разрешению их. По мнению Райта, он использовал психологические приемы, по своей силе превышающие все, что известно науке — психиатрии. Он передавал ей часть своих физических сил в виде потока психической энергии.
«Пименто сел на карточки около нее и разложил на полу то, что принес с собой: палочки странной формы, кусок змеиной шкуры, несколько листьев, которые он вынул из своей сумки, и погремушку из маленькой тыквы. Потом он стал нараспев произносить фразы, в которых, как я мог понять, он объяснил женщине, что один из духов покинул ее тело. Мне показалось, что состояние женщины было таково, что она не могла воспринимать его слова. Однако Пименто продолжал нараспев описывать ей поведение духа…
Он рассказывал даже о своих разговорах с ее духом и требовал, чтобы она не сопротивлялась его возвращению, ибо иначе он уйдет навсегда. Трудно сказать, что было тому причиной — воздействие монотонных фраз или гипноз, но роженица скоро успокоилась, схватки приобрели более упорядоченный характер и перестали походить на конвульсии. Я раз или два брал ее за запястье — пульс стал сильнее… Выражение лица женщины смягчилось, в глазах появился покой и умиротворенность… Скоро на свет появился ребенок…»
Райт приводит примеры того, насколько велика роль психологического воздействия колдунов на сознание туземцев и как велика власть их над людьми, их управление людскими судьбами. Они — вершители жизни и смерти. Он рассказывает о мальчишках, один из которых изнасиловал девочку. Она пожаловалась колдунье их племени по имени Лусунгу. Та сначала их допросила, но ни один не признался. Тогда она решила добиться признания другими средствами.
«Мальчики, которым было от девяти до четырнадцати лет, стояли потупившись, но на лицах их не было выражения вины, скорее то было выражение отчаяния. Лусунгу построила их в линию на краю поляны, взяла приготовленную чашу и поднесла ее поочередно каждому из мальчиков. Каждый покорно взял по горстке содержимого — неприятно пахнущего состава из маниоки, — и все принялись жевать это крахмалистое вещество. Вдруг Лусунгу отрывисто скомандовала:
— Плюйте!
Она произнесла это так внезапно, что у несчастных не было времени обдумать приказание. Они просто немедленно выполнили его, выплюнув полупережеванную маниоку. Лусунгу рассмотрела ее и пальцем указала на одного из них:
— Ты виноват!
Мальчик повернулся и бросился в чащу.
…Позднее, вернувшись в Кинсамбе, мы нашли там беглеца, он прибежал в деревню Лусунгу, и здесь его задержали до ее возвращения. Она сурово посмотрела на него и сказала:
— Через три дня ты умрешь.
Она взяла бутылку из тыквы, побрызгала водой и посыпала каким-то красным порошком вокруг хижины, где стоял съежившийся от страха мальчик. Он не выказывал ни малейших признаков сопротивления и не пытался бежать. Затем она повторила свое пророчество жителям деревни. Это был приговор. Никто и пальцем не тронул мальчика. Через три дня он был мертв».
Не надо объяснять, что от страха у мальчика пересохло во рту, и его маниока, которую он жевал, была сухая.
В судьбе этой колдуньи есть много примечательного. Мы приводим рассказ о ней Райта, чтобы создать представление, как становятся колдунами в глухих уголках земного шара. Ее отец был колдуном, славившимся среди своих соплеменников способностью принимать облик леопарда, крокодила или льва. У колдунов это считается редчайшим даром. Отец Лусунги был убит одним из соплеменников.
«Убийца бежал, но на свое несчастье встретился с Лусунгу. Когда я ее видел, ей было около 25 лет, а эти события происходили несколько лет назад. Она тогда была еще более очаровательной дикаркой, во всяком случае, убийца отца влюбился в дочь.
Лусунгу, судя по всему, не испытывала большой привязанности к убийце своего отца. Но она хотела стать колдуньей и заставила мужа отвести ее к знахарю, бывшему сопернику ее отца. Оплачивая ее обучение, ее муж расстался со всем, чем владел в этом мире. Очень скоро Лусунгу настолько овладела своей профессией, что он скоропостижно умер. Это, вероятно, было ее первое убийство.
Она стала членом организации своего рода профессионального объединения колдунов. Обучение далось ей нелегко.
— Меня заставляли делать многое, — сказала она, — в том числе и недобрые дела. Я должна была поймать красного земляного краба, оторвать ему лапы, затем взять кожу жабы и челюсть обезьяны, растереть на камне и сделать кашицу. Затем я разрезала здесь, — она показала на свой правый висок. На коже лба были видны тонкие шрамы, шедшие от одного виска до другого. Аналогичные шрамы образовывали концентрические круги на ее животе. — Разрезы эти, — рассказала Лусунгу, — намазали той самой пастой из лапы краба, челюсти обезьяны и других ингридиентов, и надрезы заросли.