Общак
Шрифт:
— И что за дебил вломился в этот бар?
— Ну, ты меня поняла. В «особо тяжком» занимаются семейством Умаровых?
Ромси налила себе еще водки и покачала головой:
— Мы едва выжили после того, как урезали бюджет. Даже головы повернуть не можем в сторону этого русского, которого вряд ли знает рядовой налогоплательщик.
— Чеченца.
— Что?
— Они чеченцы, а не русские.
— Отсоси!
Торрес показал обручальное кольцо на пальце.
Ромси поморщилась:
— Как будто это когда-нибудь имело значение.
— Значит,
Ромси помотала головой:
— Если он тебе нужен, Эвандро, он твой со всеми потрохами.
— Спасибо. Было приятно повидаться с тобой, Лиза. Потрясающе выглядишь.
Ромси моргнула, показала ему средний палец и подняла стекло.
На следующее утро город проснулся под четырехдюймовым слоем снега. Зима пришла всего месяц назад, а они пережили уже три снежные бури и несколько мелких снегопадов. Если так и дальше пойдет, февралю делать будет нечего.
Боб с Кузеном Марвом вооружились лопатами и вышли разгребать снег перед баром. Впрочем, Марв в основном стоял, опершись на лопату, и сетовал на больное колено, простреленное так давно, что, кроме Марва, об этом никто и не помнил.
Боб рассказывал ему, как провел день с щенком, сколько стоят разные собачьи товары и как щенок сделал кучу в столовой.
— Пятно с ковра счистилось? — спросил Марв.
— Почти, — ответил Боб. — Ковер все равно темный.
Марв уставился на него поверх черенка лопаты:
— Темный… Это же ковер твоей матери. Я однажды наступил на него в ботинках — чистых ботинках, — так ты мне чуть ноги не оторвал!
— Подумаешь, какая цаца, — процедил Боб, что удивило и его самого, и Марва. Боб был не из тех, кто говорит другим гадости, в особенности если этот другой — Марв. Однако Боб вынужден был признать, что это ему понравилось.
Марв не стал задираться, потряс в ответ своей мотней и изобразил губами звучный поцелуй, после чего с минуту ковырял снег лопатой, по большей части еле-еле приподнимая ее над асфальтом: ветер тут же сдувал снег, заново заметая дорогу.
У края тротуара притормозили два черных кадиллака «эскалада» и белый фургон: в этот час на улице не было других машин, и Боб даже не глядя знал, кто прикатил сюда снежным утром на двух только что вымытых и отполированных внедорожниках.
Умаров, кличка Човка.
«Городами управляют не из правительственных зданий, — сказал однажды отец Боба. — Ими управляют из подвалов. Город? Тот, который ты видишь? Это всего лишь одежда, прикрывающая тело, чтобы оно казалось более привлекательным. А собственно тело — это Другой Город. Именно здесь играют, продают женщин, наркоту, всякие там телевизоры, диваны и все прочее, что может себе позволить простой человек. О Городе простой человек узнает лишь тогда, когда его облапошивают. Другой Город окружает его со всех сторон каждый день его жизни».
Човка Умаров был наследным принцем Другого Города.
А правил Другим Городом отец Човки, Папа Петр Умаров. И хотя он делил власть со старыми итальянскими и ирландскими группировками, заключал соглашения о субподрядах с черными и пуэрториканцами, на улицах твердо знали одну прописную истину: если Папа Петр решит проявить неучтивость и надавить на кого-нибудь из своих компаньонов — или на всех сразу, — ничто в мире его не остановит.
Из водительской дверцы головного внедорожника вышел Анвар, поежился от холода и пробуравил Боба и Марва злобным взглядом, как будто это они виноваты в гнусной погоде.
Човка вылез из задней дверцы этой же «эскалады», натягивая перчатки и глядя, нет ли под ногами льда. Он был не высокий и не низкий, не большой и не маленький, но, даже стоя к ним спиной, излучал такую энергию, что у Боба по спине побежали мурашки. «Чем ближе к Цезарю, — любил повторять их школьный учитель истории, — тем сильнее страх».
Човка остановился на тротуаре рядом с Бобом и Марвом, встал на то место, которое Боб только что расчистил. Обращаясь к улице, Човка проговорил:
— Кому нужен снегоочиститель, когда есть Боб? — А затем обернулся к Бобу: — Может, потом заедешь ко мне домой?
— Э… да, — сказал Боб, потому что не смог придумать другого ответа.
Белый фургон слабо покачивался из стороны в сторону. Бобу не показалось. Тот бок, что был ближе к тротуару, просел, затем тяжесть, перекосившая кузов, переместилась в середину, и фургон снова выровнялся.
Човка хлопнул Боба по плечу:
— Я пошутил. Вот ведь парень. — Он улыбнулся Анвару, затем Бобу, но когда поглядел на Марва, его маленькие черные глазки сделались еще меньше и еще чернее. — А ты на пособие живешь?
Из фургона донесся тяжелый приглушенный удар. Это могло быть что угодно. Фургон снова качнулся.
— В смысле? — спросил Марв.
— В смысле? — Човка отстранился, чтобы лучше видеть Марва.
— Я хотел сказать «прошу прощения».
— За что ты просишь прощения?
— Я не понял твоего вопроса.
— Я спросил, живешь ли ты на пособие по безработице.
— Нет.
— Нет, я не спрашивал тебя?
— Нет, я не живу на пособие.
Човка указал на тротуар, затем на лопаты:
— Боб выполняет всю работу. А ты только смотришь.
— Нет. — Марв подцепил лопатой немного снега, сбросил в кучу справа от себя. — Я тоже работаю.
— Ты работаешь будь здоров. — Човка закурил сигарету. — Подойди.
Марв прижал руку к груди, в глазах его читался вопрос.
— Оба подойдите, — сказал Човка.
Он подвел их к краю тротуара, где талый лед и каменная соль захрустели под ногами, словно битое стекло. Они сошли на дорогу и остановились за фургоном, Боб заметил, что из-под фургона натекла лужа вроде бы масла из трансмиссии. Только место было очень уж странное для такой утечки. Да и цвет, и плотность жидкости тоже были не те.