Общак
Шрифт:
Одним движением Човка распахнул дверцы фургона.
Два чеченца, похожие на мусорные баки с ногами, сидели по обе стороны от тощего, покрытого испариной парня. Тот был одет как строительный рабочий: синяя рубашка в клетку и плотные штаны из коричневой джинсовой ткани. Рот у него был заткнут хлопковым шарфом, а из подъема правой стопы торчало шестидюймовое сверло от дрели, снятый с ноги ботинок валялся тут же с засунутым в него носком. Голова у парня безвольно болталась. Один из чеченцев вздернул его за волосы и сунул ему под нос небольшой янтарный пузырек. Парень вдохнул, голова у него качнулась назад, глаза распахнулись, и он снова был в полном сознании, тогда второй чеченец взялся
— Знаете этого парня? — спросил Човка.
Боб помотал головой.
— Нет, — сказал Марв.
— А я его знаю, — сказал Човка. — Когда я его узнал? Да просто узнал, и все. Он пришел ко мне, чтобы делать дело, и я пытался ему объяснить, что у человека должен быть моральный стержень. Вот ты, Боб, понимаешь меня?
— Моральный стержень, — повторил Боб. — Конечно, мистер Умаров.
— Человек, у которого есть моральный стержень, знает то, что он знает, и знает то, что он должен делать. Он знает, как держать свои дела в порядке. А человек без морального стержня не знает того, чего не знает, и этого ему никак не объяснить. Потому что если бы он знал это, тогда у него был бы моральный стержень. — Човка поглядел на Марва. — Понимаешь?
— Да, — сказал Марв. — Прекрасно понимаю.
Човка поморщился. Некоторое время он молча курил.
Строительный рабочий в фургоне застонал, и чеченец, тот, что был слева, стал отвешивать ему подзатыльники, пока тот не умолк.
— Кто-то ограбил мой бар? — обратился Човка к Бобу.
— Да, мистер Умаров.
— Ты, Боб, моего отца называй «мистер Умаров», — сказал Човка. — Меня зови Човка, идет?
— Да, сэр. Човка.
— Кто ограбил бар?
— Мы не знаем, — сказал Кузен Марв. — Они были в масках.
— В полицейском рапорте сказано, что у одного на руке были сломанные часы, — сказал Човка. — Это вы сообщили полиции?
Марв уставился на свою лопату.
— Это я, — сказал Боб, — ответил не подумав. Простите.
Човка еще немного покурил, глядя на строительного рабочего, все стояли молча.
Затем Човка обратился к Марву:
— Что ты сделал, чтобы вернуть деньги моего отца?
— Мы разослали весточку по району.
Човка поглядел на Анвара:
— Ваша весточка там же, где и наши деньги.
Парень в фургоне обделался. Все слышали это, но сделали вид, что ничего не случилось.
Човка закрыл дверцы фургона. Он дважды стукнул по кузову кулаком, и фургон отъехал от тротуара.
Човка развернулся к Бобу и Марву:
— Найдите эти говняные деньги.
Човка сел обратно в «эскаладу». Анвар помедлил у водительской дверцы, поглядел на Боба и указал на островок снега, который Боб пропустил. Залез вслед за боссом во внедорожник, и обе «эскалады» отъехали от тротуара.
Кузен Марв отсалютовал им, когда они остановились на знаке, прежде чем повернуть направо.
— И вас, джентльмены, с гребаным Новым годом!
Боб некоторое время молча бросал снег. Марв стоял, опершись на лопату, и созерцал улицу.
— Этот парень в фургоне… — начал Марв. — Я не хочу о нем ни говорить, ни слышать. Согласен?
Боб тоже не хотел о нем говорить. Он кивнул.
Спустя некоторое время Марв продолжил:
— И как прикажешь искать эти деньги? Если бы мы знали, где деньги, то знали бы, кто нас ограбил, значит были бы в деле, и тогда нам обоим просто-напросто отстрелили бы башку. Ну и что делать?
Боб продолжал работать лопатой, потому что на этот вопрос у него не было ответа.
Марв закурил «Кэмел».
— Долбаные чечнянцы.
Боб замер с лопатой:
— Чеченцы.
— Что?
— Они чеченцы, — сказал Боб, — а не чечнянцы.
Марв ему не поверил:
— Но страна-то Чечня…
Боб пожал плечами:
— Ты же не называешь ирландцев ирландиянцами.
Они оперлись на лопаты и некоторое время созерцали улицу, пока Марв не предложил вернуться в бар. Очень холодно, сказал он, и это чертово колено его просто убивает.
Глава пятая
Кузен Марв
В конце 1967 года, когда добрые жители Бостона избрали мэром Кевина Уайта, Кузена Марва, голос которого считался великолепным, освободили от занятий в третьем классе, чтобы он пел на инаугурации. Каждое утро он приходил в церковь Святого Доминика. А днем, после обеда, ехал на автобусе через весь город, чтобы репетировать с хором мальчиков в Старой Южной церкви в Бэк-Бэй. Старая Южная церковь находилась на Бойлстон-стрит, 645, — Марв запомнил этот адрес на всю жизнь, — и была построена в 1875 году. Она стояла через площадь и наискосок от церкви Троицы, еще одного архитектурного шедевра, и буквально в шаге от главного отделения Бостонской общественной библиотеки и отеля «Копли-плаза» — все четыре постройки были настолько величественны, что, когда маленький Марв оказывался внутри, пусть даже на первом этаже, ему казалось, что он становится ближе к Небесам. Ближе к Небесам, ближе к Богу, ко всем ангелам и прочим духам, которые парили на заднем плане старинных картин. Марв помнил, как в его сознании мальчика-хориста впервые поселилось взрослое подозрение, что это ощущение близости к Богу как-то связано с ощущением близости к знанию.
А потом его выгнали из хора.
Один мальчишка, Чад Бенсон — это проклятое имя Марв тоже никогда не забудет, — заявил, что видел, как Марв в раздевалке украл из сумки Дональда Сэмюеля шоколадный батончик «Бейб Рут». Заявил об этом перед всем хором, когда регент и преподаватели устроили себе гигиенический перерыв и ушли вниз. Чад сказал, всем известно, что Марв бедный, и если он снова проголодается, пусть сообщит им — они дадут ему мелочи. Марв назвал Чада Бенсона мешком с дерьмом. Тогда Чад принялся высмеивать Марва за то, что тот краснеет и брызжет слюной при разговоре. Потом Чад обозвал Марва нищебродом и спросил, не покупают ли ему одежду в Куинси в «Багин бейсмент» и все ли они там одеваются или только Марв со своей матерью. Марв ударил Чада Бенсона по лицу с такой силой, что оплеуха эхом отдалась в стенах этого святого места. Когда Чад упал на пол, Марв сел на него верхом, вцепился в волосы и ударил еще дважды. Третий удар повредил Чаду сетчатку глаза. Но не это повреждение, пусть и весьма серьезное, повлияло на общее развитие событий — с Марвом было покончено в тот самый миг, когда он сделал одно важное открытие. В этом мире всех Чадов Бенсонов не перебьешь. Им даже вопросов задавать не полагается. Во всяком случае, Марвинам Стиплерам.
Выгоняя его из хора, Тед Бинг, регент, нанес ему еще один удар. Он сказал Марву, что, по его мнению — мнению человека с искушенным слухом, голос у Марва сломается в девять.
Марву было восемь.
Ему даже не позволили поехать домой на школьном автобусе вместе с остальным хором. Просто выдали денег. Он добирался по Красной ветке под городом и вернулся в Ист-Бакингем. Дождался того момента, когда пойдет от метро домой, прежде чем съел шоколадный батончик. Ничего вкуснее в своей жизни он не пробовал ни до, ни после. То был не просто слегка подтаявший шоколад, но еще и насыщенная, маслянистая горечь жалости к себе, которая возбуждала все без исключения вкусовые рецепторы на языке и ласкала душу. Он был охвачен праведным гневом и одновременно ощущал себя трагической жертвой, и это чувство — Марв редко, но признавался себе в этом — было упоительнее любого оргазма.