Общак
Шрифт:
Боб посмотрел ему в глаза. Не в первый раз в жизни и не в последний к горлу подступила волна тошноты при виде лика жестокости. Он с трудом удержался, чтобы его не вырвало прямо на Эрика.
— А ты, часом, не двинулся? — спросил Боб.
Эрик развел руками:
— Двинулся. Меня жестко отымели в тюряге, Боб. А ты забрал мою собаку.
— Ты чуть не убил щенка.
— Херня! — Эрик замотал головой так, словно сам в это верил. — Ты слыхал, что я сделал с Риччи Веланом, слыхал?
Боб кивнул.
— Тот
Боб не проронил ни единого слова.
— Увидимся утром.
Эрик оставил его стоять на тротуаре, а сам вернулся в дом.
— Кто он? — спросил Боб Надю, пока они гуляли с Рокко по парку.
— Кто он такой? — уточнила Надя. — Или кто он мне?
На прошлой неделе вода в реке замерзла, но теперь лед с треском лопался и расходился. Рокко то и дело пытался поставить лапу на лед, и Боб то и дело одергивал его.
— Кто он тебе?
— Я же говорила. Мы когда-то встречались. — Надя пожала узкими плечами. — Парень, который рос со мной на одной улице. Сидел в тюрьме, возвращался. Бывал и в психушках. Говорят, это он убил Риччи Велана в девяностых.
— Другие говорят или он сам говорит?
Снова пожатие плечами.
— Это одно и то же.
— С чего бы ему убивать Риччи Велана?
— Я слышала, он хотел произвести впечатление на каких-то крутых парней со Стаутон-стрит.
— На банду Лео.
Надя посмотрела на Боба — ее лицо было белой луной под черным капюшоном.
— Такие ходят слухи.
— Значит, он плохой парень.
— Все плохие.
— Нет, — сказал Боб, — не все. Большинство людей нормальные.
— Правда? — Недоверчивая улыбка.
— Правда. Они просто наделают сначала каких-нибудь глупостей, а потом наделают еще больше глупостей, чтобы исправить первые, а потом все это становится их жизнью.
Надя шмыгнула носом и тут же засмеялась:
— И все, конец?
— Иногда да, конец. — Боб поглядел на темно-красную ниточку вокруг ее горла.
Надя заметила:
— Почему ты ни разу не спросил?
— Я же говорил: мне показалось, это будет невежливо.
— Невежливо? Да кто в наше время думает о манерах? — сказала Надя и улыбнулась.
— Никто, — предположил он.
В таком предположении было что-то трагическое; похоже, слишком многое из того, что и впрямь должно иметь значение в жизни, потеряло свое мес-то в очереди. Вот проснешься однажды утром, и окажется, что исчезло вообще все, как исчезли когда-то кассетные магнитофоны и бумажные газеты.
— Это был Эрик Дидс?
Надя покачала головой. Затем кивнула. Потом снова покачала головой:
— Он сделал со мной кое-что во время одного из своих… не знаю, как сказать, психиатры называют это «периодом обострения», кажется? Я не очень поняла. В то время у меня и без него хватало разных заморочек, и дело было не только в Эрике…
— Нет, в нем.
— …но он, конечно, стал последней каплей.
— Ты сама перерезала себе горло?
Надя несколько раз кивнула, отрывисто и быстро:
— Я была сильно под кайфом.
— Ты сама такое сделала?
— Канцелярским ножом. Знаешь, есть такие…
— О господи! Нет. То есть я видел такие ножи. — Боб повторил: — Ты сама такое сделала?
Надя внимательно посмотрела на Боба:
— Я была другим человеком. Понимаешь, я была не в себе.
— А сейчас ты в себе?
Надя пожала плечами.
Боб ничего не сказал. Он понимал, что, если заговорит, может убить нечто такое, что заслуживает жизни.
Прошло немного времени, Надя посмотрела на Боба: глаза ее ярко блестели, и она снова пожала плечами.
Они прошли еще немного.
— Ты когда-нибудь видела его с Рокко?
— Что?
— Видела? Ну, он же живет рядом с тобой.
— Нет, кажется, не видела.
— Кажется?
Надя отступила на шаг назад:
— А кто сейчас ты, Боб? Ты, похоже, не в себе.
— В себе, — заверил он. Голос его смягчился. — Так ты когда-нибудь видела Эрика Дидса с Рокко?
Снова короткие кивки, словно птица клюет.
— Значит, ты знала, что это его собака.
Надя все кивала, быстро и отрывисто.
— Что он выбросил ее в мусорный бак. — У Боба вырвался негромкий вздох. — Ясно.
Они перешли небольшой деревянный мост над все еще замерзшей рекой, лед здесь был светло-синий и тонкий, но пока держался.
— Так он сказал, что просто хочет получить десять тысяч? — спросила она наконец.
Боб кивнул.
— Но что будет, если они недосчитаются этих десяти тысяч?
— Кто-то за это заплатит.
— Ты?
— И Марв. Мы оба. Заведение один раз уже обчистили.
— Они тебя убьют?
— Это зависит от многого. Они соберутся на сходку: чеченцы, макаронники, ирландцы. Человек пять-шесть толстяков попьют кофейку на какой-нибудь парковке и примут решение. Десять кусков вдобавок к тем пяти, что мы лишились при ограблении… В общем, дело дрянь. — Он поглядел в безоблачное небо. — Нет, столько я смогу наскрести из собственных сбережений. У меня отложено кое-что.