Общая психопатология
Шрифт:
В психопатологии генетическое понимание (или, что то же самое, объяснение психологически понятных взаимосвязей) быстро достигает своего предела. (Этот процесс мы могли бы именовать «психологическим объяснением», но только при условии, что мы не будем смешивать его с принадлежащим совершенно иному смысловому ряду объективным причинным объяснением – толкованием причинных связей в строгом смысле.) Психические явления возникают внезапно, как нечто совершенно новое, совершенно непонятным нам образом. Кажется, что одно событие психической жизни следует за другим беспричинно; в чередовании событий редко удается усмотреть генетическую связь. Как стадии психического развития у здоровых людей, так и фазы и периоды психической жизни у душевнобольных трудны для понимания и кажутся просто чередующимися во времени состояниями. Столь же трудно генетически понять всю полноту психической жизни личности в ее мгновенном состоянии. Мы можем лишь прибегнуть к причинному объяснению – по аналогии с теми явлениями, которые изучаются естественными науками и, в отличие от явлений психологического
Дабы соблюсти полную ясность, мы должны использовать термин «понимание» (Verstehen) только в применении к пониманию событий психической жизни «изнутри». Данный термин не будет использован с целью оценки объективных причинных связей, которые, как мы уже говорили, могут быть увидены только «извне». Для них у нас есть другой термин – «объяснение» (Erkl"aren). Содержание этих двух терминов будет проясняться по мере того, как мы будем обогащать наше изложение конкретными примерами. В спорных или неопределенных случаях, допускающих взаимозаменяемость обоих терминов, мы будем прибегать к термину «постижение» (Begreifen). Возможность систематического и «зрячего» исследования в психопатологии всецело зависит от осознания того обстоятельства, что мы имеем дело с двумя парами противоположностей: статическое понимание противопоставлено внешнему чувственному ощущению, тогда как генетическое понимание – причинному объяснению объективных связей. Это совершенно различные, последние источники знания.
Некоторые исследователи склонны полагать, что психологические источники знания не имеют никакой научной ценности. Эти исследователи готовы признать «объективным» только то, что может быть воспринято чувствами, но не то, что может быть осмыслено и понято с помощью чувств. Эту точку зрения невозможно опровергнуть, поскольку не существует никаких доводов, согласно которым тот или иной источник знания мог бы считаться предельным или «последним». Но, как бы там ни было, придерживаясь определенной позиции, нужно сохранять ей верность до конца. Исследователи, которых мы имеем в виду, должны были бы воздерживаться от разговоров о психическом и даже от мышления в терминах психического. Оставив психопатологию, они должны были бы заняться изучением мозговых процессов и общей физиологии. Им лучше было бы не выступать в качестве судебно-психиатрических экспертов, поскольку они в этом деле ничего не смыслят: компетентное мнение они могут высказать разве что о мозге, но ни в коем случае не о душе. Их помощь в качестве экспертов может быть полезна только на уровне чисто соматических исследований. Они должны отказаться от составления историй болезни. Перечень того, чем они не должны были бы заниматься, этим не исчерпывается. Подобная верность избранной позиции могла бы заслужить уважение и право называться настоящей наукой. Но нам куда чаще приходится слышать протесты, сомнения и упреки в субъективизме. Все это слишком похоже на бесплодный нигилизм людей, убеждающих себя в том, что в их некомпетентности виноват предмет их исследования, а не они сами.
3. Постижение целостностей. Любое исследование различает, разделяет, делает своим предметом особенное и отдельное и пытается найти в нем всеобщее. Но в действительности источник всех этих разделений – целое. Познавая особенное, мы не должны забывать о целом, в составе которого и благодаря которому оно существует. Но целое воплощается в предметном мире не непосредственно, а лишь через отдельное; объективируется не сущность целого, а лишь его образ. Целое как таковое остается идеей.
В связи с категорией целого мы можем утверждать следующее: целое предшествует своим частям; целое не сводится к сумме частей, а представляет собой нечто большее; целое есть самостоятельный и первичный источник; целое есть форма; соответственно, целое не может быть познано только исходя из составляющих его элементов. Целое может сохраниться, даже если его части утрачиваются или меняются. Невозможно ни вывести целое из частей (механицизм), ни вывести части из целого (гегельянство). Следует предпочесть точку зрения, согласно которой части и целое находятся в отношении полярности: целое должно рассматриваться сквозь призму составляющих его элементов, тогда как элементы – с точки зрения целого. Невозможно синтезировать целое из элементов, равно как и дедуцировать элементы из целого. Бесконечное целое есть взаимозависимость элементов и относительных целостностей. Мы должны предпринять бесконечный анализ, в процессе которого любой анализируемый объект необходимо связывать с соответствующей ему относительной целостностью. Например, в биологии все частные причинные связи обретают свою согласованность благодаря взаимодействию внутри целостности живого. Психологическое (генетическое) понимание (толкование психических связей) расширяет «герменевтический круг»: мы понимаем целое, исходя из частных фактов, и это, в свой черед, предопределяет наше понимание фактов.
Та же проблема возникает и в соматической медицине. В прежние времена, когда причина болезней приписывалась демонам, существовала жесткая дихотомия: человека считали либо полностью здоровым (то есть свободным от власти демонов), либо полностью больным (то есть всецело одержимым демонами). Затем настало время одного из величайших научных достижений в истории человечества: обнаружилось, что организм не бывает болен как таковой, то есть как некая целостность: заболевание сосредоточивается в том или ином анатомическом органе или биологическом процессе, откуда оно оказывает воздействие на другие органы, функции или даже на весь организм. Были открыты реактивные и компенсаторные отношения между болезненными отклонениями и соматической субстанцией в целом; они были идентифицированы как проявления жизненного процесса, направленного на исцеление организма. Возникла возможность провести различие между чисто локальными болезнями, не оказывающими влияния на остальные части тела, – пользуясь вольной терминологией, их можно было бы назвать «изъянами» (Sch"onheitsfehler), – и расстройствами, воздействующими на соматическую субстанцию в целом, которая отвечает специфическими реакциями. Вместо бесчисленных болезней с неопределенными признаками, которым по неразвитости научных представлений приписывалось поражающее воздействие на организм в целом, удалось описать ряд четко отграниченных друг от друга заболеваний, ведущих свое происхождение из различных источников. Правда, существует достаточно важная группа соматических расстройств, укорененных, казалось бы, в общей предрасположенности (конституции) организма. Но можно утверждать, что в конечном счете любые идентифицированные расстройства всегда так или иначе связаны с конституцией – то есть, в сущности, со сложным, многосоставным единством неповторимого живого организма.
Эта противоположность целого и частей действительна и для постижения психической жизни. Но в этом случае с научной, методологической точки зрения все выглядит куда более неопределенно, многомерно и многогранно. о взаимоотношении частей и целого речь идет во всех главах настоящей книги. В некоторых особо важных местах смысл целостности будет затронут подробнее, но основной темой она станет в четвертой части (как эмпирическая целостность психической жизни) и в шестой части (как объемлющая целостность [umgreifende Ganze], которая выходит за пределы эмпирически постигаемого). Пока же ограничимся несколькими предварительными замечаниями.
Говоря о «человеке в целом» (или «целостности человеческого», das Ganze des Menschseins; см. часть VI настоящей книги), мы имеем в виду нечто бесконечное и, по существу, непостижимое. В состав этой целостности входит огромное число отдельных психических функций. Возьмем, к примеру, какую-нибудь яркую частность: дальтонизм, отсутствие музыкального слуха или феноменальную память на числа; можно сказать, что во всех подобных случаях речь идет о своеобразных отклонениях души, способных оказывать свое воздействие на личность в целом в течение всей ее жизни. Аналогично, мы можем рассматривать другие частности как изолированные функции души, то есть как ее «органы» или «инструменты», обеспечивающие личность разнообразными возможностями; связанные же с ними отклонения от нормы (например, отклонения от нормальной функции памяти) мы можем противопоставить отклонениям совершенно иного рода, с самого начала укорененным в личности в целом, а не в какой-то частной области психики. Например, у некоторых больных мозговая травма приводит к тяжелым дефектам памяти, расстройствам речи и параличу, явно разрушительным для личности как таковой. Но при внимательном рассмотрении и при некоторых благоприятных условиях можно различить первоначальную, еще не тронутую изменениями личность, лишь на время «выведенную из строя» или утратившую способность к самовыражению. В потенции она сохраняет свою целостность нетронутой. С другой стороны, нам приходится сталкиваться с больными, чьи «инструменты» (то есть, в данном случае, отдельные душевные функции) кажутся достигшими вполне нормального развития, но при этом сами больные как личности выказывают явные (хотя нередко почти не поддающиеся определению) отклонения от нормы. Именно поэтому психиатры старшего поколения называли душевные болезни «заболеваниями личности».
Эта противоположность души в целом и составляющих ее частей полностью соответствует человеческой природе; но она не является единственным направлением нашего анализа. В процессе психологического исследования приходится сталкиваться с множеством разнообразных элементов и относительных целостностей. Отдельные феноменологические элементы противопоставляются целостности мгновенного состояния сознания, отдельные проявления способностей личности —всему комплексу ее способностей, отдельные симптомы – типичным синдромам. Что касается более многогранных и сложных целостностей, то к их числу относятся конституция, природа болезни (нозология) и целостная история жизни личности. Но даже эти эмпирические целостности относительны и не тождественны целостности «человеческого». Последняя охватывает все эмпирические (относительные) целостности и проистекает из свободы, трансцендентной по отношению к человеку как объекту эмпирического исследования.
Анализ и поиск связей между частностями способствует прогрессу науки; но, ограничиваясь только этим, исследовательская работа перестает быть продуктивной и вырождается в простое, необременительное перечисление. Наука должна всегда руководствоваться идеей объединяющей целостности, не соблазняясь надеждой на возможность непосредственного соприкосновения с этой целостностью. У всякого, кто испытывает иллюзии на этот счет, неизбежно развивается склонность к красивым фразам, а его горизонты стремительно сужаются из-за ложного представления, будто ему удалось полностью овладеть целостностью души и ее всеохватывающими силами. В нашей исследовательской работе мы должны всегда иметь в виду эту объемлющую целостность «человеческого» и помнить, что любой объект нашего анализа есть не более чем частный аспект, нечто относительное – независимо от того, насколько многогранным объект этот может показаться в своей эмпирической целостности.
Что такое человек на самом деле – это величайшая, предельная проблема любого знания.
(в) Неизбежность формально-логических ошибок и их преодоление в процессе исследования
Сплошь и рядом приходится сталкиваться с ситуацией, когда факты и ход мыслей «правильны», но знаний не прибавляется. Каждому исследователю знакомо ощущение, что он находится на ложном пути. Нам следует научиться осознанному отношению к подобным неприятностям, препятствующим нормальному ходу научной работы. Я постараюсь обрисовать некоторые из них.