Общедоступные чтения о русской истории
Шрифт:
Так Петр умел воспользоваться уходом Карла XII с главными силами в Польшу. Чтоб легче справиться потом с Россиею, не оставить у себя позади врага в польском короле, Карл хотел непременно свергнуть Августа II с престола и возвести на его место такого короля, который был бы его союзником в войне против России. Действительно, Карл заставил поляков объявить Августа лишенным польской короны и возвести на его место одного из польских вельмож, Станислава Лещинского. Петр не оставил Августа: с помощью русского войска Август отнял опять у шведов Варшаву; русские войска заняли Курляндию и Литву; Меншиков шел дальше и одержал над шведами победу при Калише, какой еще не было до сих пор. Но когда Карл вступил в наследственную землю Августа, в Саксонию, тот, чтоб спасти ее от разорения, помирился со шведским королем и отказался от польской короны. Таким образом, Петр остался один, без союзников, и должен был взять на себя всю тягость войны, должен был принять врага на своей земле. И эта страшная тягость, тягость войны со шведским королем, знаменитым своею храбростью и искусством, — и эта тягость была не одна; к войне внешней присоединилась внутренняя: в тот самый 1708 год, когда Карл XII был уже в русских границах, поднялся башкирский бунт и заволновались донские казаки.
Татары, башкирцы и другие инородцы, входившие в состав прежнего Казанского царства, вместе с Казанью подчинились России, но неохотно, и начинали волноваться при первом удобном случае; особенно были опасны те из них, которые были магометанами, потому что у них были сношения с Крымом и Турцией по единоверию; между ними являлись такие люди, которые внушали им, что магометанам не годится быть под властью христианского царя и что верховный повелитель магометан — это султан турецкий, он освободит всех их
Гетманом малороссийским был в это время Иван Мазепа, которого царь Петр очень любил и которому вполне доверял; Мазепа был старик умный, ловкий, начитанный, приятный говорун, умел выставиться человеком преданным, а сам думал только о своих выгодах. Карл XII сначала вошел из Польши в Белоруссию, чтоб оттуда идти к Москве; но когда ему насказали, что в Малороссии много недовольных царем, то ему захотелось прежде войти сюда, поднять недовольных, снестись, по близости, с турками, заключить с ними союз и тогда уже идти на Москву и здесь заставить Петра мириться. Но Петр не думал пропускать Карла к Москве: узнав, что шведский король повернул в Малороссию, а с севера спешит к нему генерал Левенгаупт со свежим войском и большими боевыми запасами, Петр пошел наперерез Левенгаупту, 28 сентября 1708 года нагнал его у деревни Лесной (недалеко от города Пропойска), разбил шведов, истребил у них 10 тысяч человек, взял все пушки, все запасы. Карл XII много потерял, допустивши Петра разбить Левенгаупта, и ничего не выиграл, вступивши в Малороссию. Мазепа, узнавши о приближении Карла XII с одной стороны, а Петра — с другой, растерялся, не знал, что делать. Честному человеку и верному русскому подданному легко было найтись в таких обстоятельствах: соединиться с царским войском и биться со шведами. Но Мазепа стал раздумывать, кто сильнее, Петр или Карл, и нашел, что Карл сильнее, а если Карл победит, то что станется с ним, Мазепою? Пропадет. И вот Мазепа с небольшим отрядом переходит на сторону Карла. Он думал, что вся Малороссия последует его примеру; но только одни запорожцы взбунтовались, а все другие малороссияне остались верны царю Петру и выбрали себе на место Мазепы другого гетмана — Скоропадского.
Запорожцы не помогли Карлу XII; весною 1709 года Сечь их была взята и разорена царским войском. Турки также не заключили союза с Карлом: они положили ждать, чем кончится дело у шведов с русскими. Дело кончилось 27 июня 1709 года битвою при Полтаве, где Петр решился дать битву шведам, чтоб освободить Полтаву от осады; в четыре часа утра начался бой, и в одиннадцать шведы потерпели совершенное поражение; Карл XII едва спасся бегством в Турцию с Мазепою и маленьким отрядом шведов, все же остальное его войско или было истреблено, или взято в плен. Полтавская победа называлась при Петре «превеликою, преславною викториею, русским воскресеньем»; 27 июня установлено праздновать навсегда, и справедливо, потому что с этих пор произошла в мире великая перемена в пользу России: Швеция, которая до того времени была главным государством северо-восточной Европы, после Полтавской битвы должна была уступить свое место России; до сих пор России в Европе не знали и знать не хотели, считали ее государством азиатским, наравне с Японией, Персией; но после Полтавской битвы ее узнали, стали обращаться к ней с уважением; ни одно важное дело в Европе без нее решиться не могло. В начале царствования Петра по Европе ходили слухи, что в России происходят какие-то перемены, сам царь ездит по чужим землям, посылает своих подданных учиться за границу; сначала этим были удивлены и даже некоторые встревожены; но когда Карл XII разбил русское войско под Нарвою, то в Европе стали смеяться над Петром и его преобразованиями, над его флотом и войском. Когда же прогремела Полтавская битва, когда шведский король, считавшийся непобедимым, потерпел такое страшное поражение, то заговорили другое, увидали, что имеют дело с царем и народом, которые в такое короткое время могли выучиться побеждать непобедимые европейские войска. Военная школа была пройдена отлично: русское войско выучилось побеждать. Но одною военною школою Петр ограничиться не мог. Войну нельзя вести, войско нельзя содержать без денег, а Петр получил в наследство государство бедное; надобно было потому прежде всего обогатить государство, обогатить народ распространением торговли, промыслов, а для этого прежде всего нужно, чтоб торговые и промышленные люди были обеспечены, чтоб их никто не притеснял и чтоб суд был правый и скорый, для всех равный. До Петра бедное государство не могло давать жалованье служащим; вместо денежного жалованья давали ратному человеку землю, поместье; но у иного помещика детей было много, дохода с поместья недоставало, и он просил у государя покормиться, т. е. назначить его правителем, воеводою и вместе судьею в какой-нибудь город. Воевода также жалованья не получал, а город обязан был его кормить; староста, или по-нынешнему градской голова, носил ему съестные припасы и все нужное для хозяйства, также и деньги, дарил в праздники самого воеводу, жену, детей, родных, дворню. Часто воеводы требовали себе большого кормления, не под силу горожанам; иногда целые уезды пустели, народ разбегался от воеводы, который хотел кормиться уже чересчур сытно. Какая же тут будет торговля, какие промыслы? Чтоб поднять торговлю и промыслы, надобно было прежде всего освободить торговых и промышленных людей от тех, которые в отправлении своей должности правителя и судьи видели только средство кормиться. Поэтому Петр еще в 1699 году велел промышленным людям в городах ведаться во всех своих делах и тяжбах, также и доходы для правительства собирать самим, для чего выбирать из себя людей смышленых и честных, которые назывались земскими бурмистрами.
Всю Россию Петр разделил на восемь больших губерний, которые управлялись губернаторами; губернии разделялись на области, которые управлялись воеводами. Губернаторы были подчинены правительствующему Сенату, учрежденному в 1711 году: Сенат должен был смотреть, чтоб суд был правый, наказывать несправедливых людей и ябедников, стараться об умножении государственных доходов и об уменьшении расходов, заботиться, чтоб не было недостатка в людях для службы, стараться об усилении торговли. Но чтоб усилить торговлю, промыслы, чтоб уметь пользоваться богатствами, которые дает природа, надобно знание, умение, приготовление в школе. Петр говорил в манифесте 1702 года: «Мы побуждены были в самом правлении сделать некоторые нужные перемены, дабы наши подданные могли тем более и удобнее научиться поныне им неизвестным познаниям и тем искуснее становиться в торговых делах». В Москве учреждены были школы — математическая, навигаторская. Русских учителей не было, надобно было сначала взять иностранцев, и взяли троих англичан. Но как на войне, так и везде, и
ЧТЕНИЕ XIII
О делах царя Петра Алексеевича от Полтавской победы до окончания шведской войны
Известное дело, как темен, необразован бывает человек, который весь свой век живет в каком-нибудь захолустье, в деревне; другое дело человек, который живет в большом городе, где ежедневно встречается с новыми вещами, с разными людьми, от которых может многое узнать; еще лучше, когда человеку самому пришлось попутешествовать, насмотреться разных стран и народов. У народов образованных наука, книги заменяют путешествие, из них человек узнает о самых отдаленных странах, как там люди живут теперь и что делалось прежде за много веков. Но у народов образованных есть средство узнавать очень скоро, что нового произошло в разных странах, даже самых далеких: это средство — ведомости, газеты; не оставляя место своего жительства, человек благодаря печатному листу бумаги знает все, что делается на белом свете; любопытно ему знать, что делается в далеких странах, важно, необходимо знать, что делается в родной стране. До Петра ведомостей у нас не было; переводили иностранные ведомости для государя, но не печатали, а хранили в тайне; Петр велел с 1703 года издавать в Москве ведомости обо всех делах, достойных знания и памяти, происходящих как в России, так и в других странах, и из первого же листка ведомостей русские люди узнали, что в школах учатся, и прилежно учатся, более 300 человек. Наука была нужна для сохранения жизни, здоровья людей. Учрежден был госпиталь, при котором иностранные лекари обучали своему искусству молодых русских людей. Учреждены были аптеки, сначала в Москве.
Кроме школы и книги важным средством для образования служит театр, разумеется театр хороший, где человек изучает душу человека, которую выказывает перед ним искусный актер, или где выставляются на смех такие дела, такие недостатки, слабости, которые желательно искоренять в обществе и которые скорее всего искореняются насмешкою, представлением их в смешном виде. Петр завел в Москве первый театр, куда доступ был открыт всем. И школа, и книги, и ведомости, и театр, давая благородное, высокое занятие человеку, должны были служить для смягчения нравов. Разумеется, это смягчение могло произойти не вдруг, очень медленно, потому что средства к нему были еще только в зародыше, а грубость нравов затвердела; пьянство было сильное, в пьянстве брань, драка, резались ножами до смерти. Петр запретил носить ножи. Но было еще средство заставить мужчин вести себя приличнее, не буйствовать. До тех пор люди позначительнее и позажиточнее держали своих жен и дочерей взаперти; мужчины и женщины не бывали вместе; при вступлении в брак жених не имел понятия о своей невесте, невеста о женихе, все дело улаживали родные. Жаловались и до Петра на это, указывали, что такие браки вредят семейному благополучию, но не знали, как исправить зло. Петр прекратил затворничество женщин, приказав приглашать их в общественные собрания; велел прежде свадьбы быть обручению за шесть недель, чтоб дать время жениху и невесте познакомиться, и если они в это время не понравятся друг другу, то могли отказываться от брака.
Но все средства, распространяющие образование, людскость, тогда только могут действовать благодетельно, когда народ предан вере, когда духовенство, по своему образованию, способно учить народ, поддерживать и укреплять веру. Мы видели, что русское духовенство до Петра оказывалось неспособным к этому по недостатку образования; когда нужно было исправить книги церковные, оно не умело этого сделать, и надобно было призывать ученых греков и малороссиян, не умело и удержать людей от раскола. Опасности были большие для русской церкви: с одной стороны, мутили ее раскольники, а с другой — русские люди сблизились с иностранцами иноверными, католиками, лютеранами; надобно было русским людям быть твердыми в своей вере православной, чтобы не прельститься чужими учениями, и кто мог утвердить их в православной вере, если духовенство, по своей неучености, само не было в ней твердо? Мы видели, что когда в Западной России надобно было защищать православную веру от католиков, иезуитов, то первым делом было завести училища, иметь священников-ученых, которые бы могли оспаривать ученых-иезуитов, писать против них книги и этим утверждать свой народ в православной вере: теперь то же самое нужно было сделать и в Восточной России.
Петр говорил патриарху Адриану: «Священники ставятся неграмотными; надобно их прежде учить, а потом уже ставить в священники; надобно позаботиться, чтоб и православные христиане, и иноверцы познали Бога и закон его: послать бы для этого хотя несколько десятков человек в Киевскую школу. И здесь в Москве есть школа, можно бы и здесь было об этом позаботиться; но мало учатся, потому что никто не смотрит за школою как надобно. Многие желают детей своих учить и отдают их здесь иноземцам; другие в домах своих держат учителей иностранных, которые малых детей ересям своим учат, тогда как в нашей школе, при искусном обучении, всякому добру учились бы». Патриарх Адриан не мог исполнить царского желания, потому что по необразованности своей не мог смотреть за школою; других великороссийских образованных архиереев также не было, и потому, когда в 1700 году патриарх Адриан умер, другого патриарха не поставили, а управление церковными делами Петр поручил Рязанскому митрополиту Стефану Яворскому. Стефан Яворский был человек ученый и славился своими проповедями, потому что был малороссиянин, учился в Киеве и за границею. Кроме него Петр вызвал много других ученых монахов из Малороссии, которые посвящены были в архиереи на разные епархии и старались об устройстве школ и образования духовенства; больше других знаменит был не ученостью только, но и святостью жизни Димитрий, митрополит Ростовский. Когда к святому Димитрию приходили священнические сыновья ставиться на отцовские места и он их спрашивал, давно ли причащались, то получал в ответ, что и не помнят, когда причащались. Причину такого печального состояния духовенства святой Димитрий находил в невежестве. «Что человека вразумляет, как не учение?» — писал он. Святой Димитрий завел школу при своем доме, но сам должен был исправлять должность учителя, ибо сначала где было взять учителей? Раскол, пользуясь невежеством духовенства, распространялся сильно. «С трудом, — говорит святой Димитрий, — можно было найти истинного сына церкви; почти в каждом городе изобретается особая вера, простые мужики и бабы учат о вере». Чтобы успешно бороться с расколом, надобно было знать, что такое раскол, надобно было знать эти особые веры, которые изобретались в каждом городе, и святой Димитрий описал раскольничьи толки в книге своей «Розыск о раскольничьей вере». Кроме этой книги после него осталось много сочинений: кто из русских не знает его «Четьи-Минеи»?
Церковь причла Димитрия Ростовского к лику святых. Но в лике святых Димитрий не один из архиереев, живших при Петре. Церковь прославила также епископа Воронежского Митрофана, знаменитого святостью жизни и усердным радением об отечестве. Митрофан прославлял намерение Петра завести флот и убеждал народ всеми силами помогать царю в великом деле. Но одними словами он не ограничился: он привез Петру последние, оставшиеся в архиерейской казне 6 тысяч рублей на войну против неверных, турок, и постоянно потом отсылал накоплявшиеся у него деньги к государю с надписью: «На ратных». Петр сильно тужил о кончине святого старца.