Общество «Будем послушными»
Шрифт:
Алиса все поняла. Она схватила ее за руку и сказала:
«Нет, нет — это не о Билле!»
Женщина ничего не ответила, она просто сунула Алисе открытку и мы вместе прочли ее — и это было о Билле.
Алиса вернула ей открытку. Все это время она не выпускала ее руку, и теперь она крепко сжала ее руку и прислонилась к ней лицом, но так и не сказала ни слова, потому что вовсю плакала. Мать солдата забрала открытку и слегка оттолкнула Алису, но не грубо, ушла и захлопнула за собой дверь. Алиса и Освальд побрели назад, по дороге Освальд оглянулся и увидел, как на
Алиса проплакала все утро и другие девочки вместе с ней. Мы бы очень хотели сделать что-нибудь для матери Билла, но что тут можно сделать, когда ее сына убили. Это хуже всего, когда хочешь что-нибудь сделать, чтобы кого-то утешить, а сделать ничего и не можешь.
Ноэль первым придумал, что мы можем сделать.
Он сказал: «Когда солдаты погибают на войне, им ведь не делают настоящую моги- лу, я имею в виду — с памятником?»
Освальд сказал: «Нет, конечно».
Ноэль сказал: «Наверное, это глупо, но мне наплевать. Как ты думаешь, может быть, ей понравится, если мы сделаем памятник Биллу? Не на кладбище, кто нас туда пустит, но в нашем саду, на самой границе с кладбищем?»
И мы все согласились, что идея — первый класс.
А вот что мы хотели написать на надгробьи:
«Здесь лежит Билл Симпкинс, который погиб, сражаясь за королеву и за свою страну».
А ниже мы приписали:
«Сын любимый, Солдат был он, Лежит в могиле Здесь погребен.»
Но потом мы вспомнили, что бедный Билл на самом деле был погребен в Южном полушарии и поэтому написали так: «Лежит в могиле Не здесь погребен.»
После чего мы присмотрели на заднем дворе большой гладкий камень, взяли зубило из того набора инструментов, который привез с собой Денни, и начали работу.
Оказалось, что ремесло камнереза не только трудно, но и опасно.
Первым работал Освальд, но он порезал себе палец, да так, что ему пришлось бросить это дело. Его сменил Дикки, но Дикки попал себе молотком по пальцу, и наступила очередь Денни. Денни возился по два часа с каждым штрихом, поэтому к чаю мы успели сделать только З, Д и половинку Е, да и то криво. Освальд поранил палец, когда вырезал З.
Утром мы еще раз осмотрели этот камень и даже оптимисты поняли, что дело безнадежно.
Денни сказал: «Может быть, сойдет деревянная доска?» — и он объяснил нам, что он имеет в виду. Мы добыли у деревенского плотника доску и два столбика, зак- расили всю доску белилами, а когда она просохла, Денни написал слова:
В память Билла Симпкинса Погибшего за родину и королеву. Честь его памяти И памяти всех отважных воинов.
Больше ничего не поместилось, так что мы махнули рукой на стихи.
Когда доска просохла, мы прибили ее к колышкам. Нам пришлось вырыть две глубокие ямки, чтобы колышки стояли как следует, но садовник помог нам.
Девочки сплели венки из роз, колокольчиков и каких-то белых цветков, и лилий, и ромашек и всякой всячины и повесили
Когда мы все устроили и разбросали на земле возле надгробья все цветы, которые не поместились в венок, мы написали письмо миссис Симпкинс:
«Уважаемая миссис Симпкинс! Мы все очень, очень сожалеем о репе и всем прочем, и мы смиренно просим простить нас. Мы поставили надгробный памятник вашему отважному сыну».
И мы все подписались.
Алиса вызвалась отнести письмо.
Мать солдата прочла это письмо и сперва сказала, чтобы мы не устраивали себе забавы из чужого горя и не морочили ей голову своими могилами и надгробьями.
Алиса говорила мне, что она (то есть Алиса) заплакала.
И сказала:
«Да нет же! Нет! Дорогая, дорогая миссис Симпкинс, пойдем вместе со мной, вы сами посмотрите. Мы тоже все плакали о Билле. Пойдем, посмотрите! Мы можем пройти через кладбище, а все остальные уйдут в дом, и никто не будет вам мешать».
Миссис Симпкинс согласилась пойти с ней, и она прочла, что мы написали, и Алиса рассказала ей стишок, который у нас не поместился, и мать солдата прислонилась к стене возле могилы сына — то есть, надгробья, — и Алиса обняла ее, и они обе заплакали. Мать солдата очень, очень обрадовалась и простила нам и капусту, и репу, и с тех пор мы были друзьями, только она всем нам предпочитала Алису, как, кстати, и многие другие люди.
С тех пор мы каждый день клали свежие цветы на могилу Билла, и его маме это очень нравилось, только она велела нам убрать доску поглубже в наш сад, под дерево, чтобы ее не было видно с церковного двора, но зато ее было видно с дороги — а она-то думала, что не видно. Она приходила каждый день посмотреть на свежие венки, а когда белые цветы кончились, мы заменили их другими, и эти ей тоже понравились.
Примерно через две недели после того как мы соорудили надгробье, девочки пошли положить туда свежие цветы, и увидели солдата в красном мундире, который шел по дороге, он тоже увидел нас и остановился посмотреть. Он опирался на палку, и одна рука у него была на перевязи, а с собой он нес какой-то сверток в большом синем носовом платке.
Он посмотрел еще раз, потом подошел поближе и прислонился к стене, чтобы прочесть черные буквы на белой доске.
Он ухмыльнулся и сказал:
«Клянусь душой!»
И он еще раз прочел эту надпись, бормоча себе под нос, и когда дошел до «других отважных воинов», снова сказал:
«Клянусь моей душой!»
Освальд подумал, что с его стороны это уже наглость и сказал ему:
«Причем тут ваша душа, Томми? Это ведь не ваш памятник!»
Освальд внимательно читал Киплинга и знал, что солдат положено называть Томми. Но этот солдат ответил:
«Сам ты Томми, молодой человек! А могилка как раз моя!»
Мы словно окаменели. Первой пришла в себя Алиса: