Общество Джейн Остен
Шрифт:
То была слезливая мелодрама для женщин, из тех, что сделали Мими Харрисон звездой Голливуда. Она намеревалась стать великой актрисой театра, получив диплом колледжа Смит по специальности «История и сценическое искусство», работала на Бродвее, играя яркие роли второго плана в середине тридцатых и с неохотой сменив свое прежнее имя, Мэри Энн, звучавшее куда более сурово. Но на одном из вечерних спектаклей ее необычайное лицо в обрамлении темных волос привлекло внимание режиссера по подбору актеров, сидевшего в первом ряду, и ее пригласили на пробы без макияжа в Нью-Йорке, пройдя которые, она отправилась поездом на запад, в Лос-Анджелес. Там ее ждали новые кинопробы, на сей
– Деточка, всего одна операция здесь тянет на рекорд, – заметил помощник костюмера, когда Мими указала ему на оставшийся рубец. Поборница правды, она чувствовала, что ее тело уже не на сто процентов такое же, как и прежде, и просто не могла скрывать это.
Первый день в студии стал для нее весьма насыщенным. За ней моментально приударил актер, игравший в популярных комедиях эпохи Великой Депрессии, и, по прошествии нескольких дней неотступных ухаживаний, она сдалась, согласившись на ужин в «Чейзен». После ужина, впрочем, ничего не последовало, и с этим ухажер категорически не желал мириться, но подобная реакция нимало ее не расстроила. В ее послужном списке уже значились успешные роли, и она была старше многих актрис, впервые оказавшихся в Голливуде, а потому была уверена в том, что ее бы не было здесь, если бы она не была особенной. Уступить ему от страха означало бы обесценить себя, ступить на путь падения. Так учил ее отец, выдающийся судья третьего окружного апелляционного суда, прививший ей любовь к верховой езде, искусству эпохи Возрождения и книгам Джейн Остен.
В первые несколько месяцев многие мужчины пытались соблазнить ее, провести с ней ночь – или даже меньше, если спешили на продолжение вечеринки, где на входе снова встречали ее, такую неприступную. Существовал лишь один человек, которого она должна была сделать счастливым – владелец студии, Монти Картрайт, в котором она с самого начала упорно и умело взращивала отеческие чувства, пока тот сам не поверил в то, что он и впрямь настоящий мужчина, особенно когда дело касалось Мими Харрисон.
Ее десятилетняя карьера в Голливуде была чрезвычайно успешной. Согласно условиям контракта, она могла сниматься в одном фильме в год на стороне, помимо этого в среднем успевая играть роли в четырех картинах студии, а значит, времени на светскую жизнь и отношения у нее почти не было. Гонорары в сорок тысяч долларов за фильм делали ее одной из самых высокооплачиваемых актрис во всем мире.
Ее встреча с Джеком Леонардом, чей заработок был куда больше, была лишь вопросом времени.
За тем, как росли кассовые сборы картин с ее участием, которые выпускала конкурирующая с ним студия, он наблюдал с несвойственным ему терпением. К богатству он пришел не столь прямым и открытым путем. Из поколения в поколение в его семье передавалось состояние, нажитое производством одежды, и теперь он владел им. В годы Депрессии он выжил, приобретая акции компаний, близких к разорению, а затем перекупая всех конкурентов. Когда за дело принялись рузвельтовские антимонополисты, Джек начал переводить активы за границу, заключая сделки с европейскими производителями стали и оружия, став их незаменимым партнером – Европа наращивала свою военную мощь. Чутье всегда безошибочно подсказывало ему, каким курсом идти и как переиграть многочисленных конкурентов, используя их слабости. Вся жизнь Джека Леонарда была сплошной нескончаемой битвой.
Он был совершенно не склонен к саморефлексии и все свои силы направлял на изучение людей вокруг. Понять себя он не стремился – нечего было понимать. Он прекрасно знал это, и знал также, что никто никогда ему не поверит – с виду он выглядел и вел себя как обыкновенный человек, но лишь немногим из людей была дана подобная воля к возвышению над всеми остальными. Если бы кто-либо из его соперников мог представить, с каким тщанием Джек готовился к очередной битве, быть может, он бы выстоял в борьбе против него, но даже тогда не смог бы выжить. Джек продолжал свой победоносный путь, уничтожая всех, кто стоял у него на пути, преумножая свое состояние, убедив себя (что вовсе не сложно для бездушного дельца), что секрет его успеха заключен в безупречном предугадывании всех ходов игры.
Чем больше денег он делал, тем больше ему хотелось – и к этой цели он шел без сомнений. Без движения вперед нельзя было победить, без денег он бы проиграл вдвойне, и когда кое-кто из его партнеров по бизнесу решился вложиться в киностудию на Западе, он без колебаний присоединился, чтобы иметь доступ к юным красоткам, не тратя ни особых сил, ни значительных средств. Да и время для такого предприятия было подходящим – множество выдающихся продюсеров, актеров и режиссеров были на фронте, сражаясь с нацистами.
Была весна 1945-го, была задействована вся военная мощь Америки, его сделки по поставкам стали и оружия приносили миллионы, его студия выпускала по фильму в неделю, и вот Джек Леонард, как башня, возвышался над Мими Харрисон, что отдыхала на шезлонге в закрытом фиолетовом купальнике.
Она взглянула на солнце одним глазком – его свет частично перекрывал Джек, вставший рядом, и не преминула указать на это:
– Вы загораживаете мое солнце.
– Ваше солнце? – он удивленно повел бровью.
Она приподнялась, оглядев его из-под темных очков, затем поправила их на все еще веснушчатом носике.
– Взяла взаймы у владельца виллы.
– В займах я кое-что смыслю. Джек, – он протянул ей руку, – Джек Леонард.
Тень неведения легла на ее лицо, и он почувствовал, как от раздражения напряглись его шейные мышцы.
– Мими Харрисон, – она протянула руку в ответ. Ее рукопожатие было необычайно крепким для женщины, а на чуть грубоватых руках не было ни единого украшения.
Бросив взгляд на свою ладонь, все еще покоившуюся в его руке, она добавила:
– Увлекаюсь верховой ездой.
– И снимаетесь в кино.
– Да, когда я не в седле.
– Или когда не читаете? – он небрежно поднял книгу с соседнего шезлонга, чтобы рассмотреть обложку. – «Нортенгерское аббатство», – проговорил он, с интересом взглянув на нее.
Это было чем-то вроде испытания – во всяком случае, здесь, в Лос-Анджелесе. Владельцы киностудий интересовались не книгами, а прибылью. Актеры же всегда предпочитали быть в движении, так как сидение на месте наскучило им еще со школьной скамьи. За все эти годы она уже позабыла, как много раз ей довелось летать на двухместных самолетах, кататься на мотоцикле, ходить под парусом, играть в гольф, бродить по дну каньонов и ночевать в рыбацких хижинах.
– Джейн Остен, – она безразлично пожала плечами. – Вы не знаете, кто это?
Он положил книгу обратно, сел на край шезлонга, повернулся к ней.
– К роли готовитесь?
– Если бы. Просто отдыхаю.
– Отдых переоценен.
Настолько самоуверенный мужчина ей еще не встречался. Он наверняка знал, кто перед ним, а вот она видела его впервые.
– И что же представляет для вас ценность?
– Победа.
– Любой ценой?
– Ничто не может цениться выше и стоить больше, чем победа. Война – вот хороший пример.