Общество мертвых и исключительных
Шрифт:
Опять он лгал: плохо скрытую неприязнь к скурам Эбель научилась различать еще в школе.
– Только ты, это… – смотритель ткнул пальцами в пальто сына, – ну, это… – он ждал, когда она поймет намек, – прикройся, черт возьми!
Эбель хотела бы спрятать свое тело подальше от его глаз, но у нее не было сил даже на то, чтобы вдохнуть полной грудью. Легкие до сих пор горели, а тошнота, накатывающая волнами, проедала то горло, то желудок. Смотритель тяжело выдохнул и с недовольством сам надел на Эбель пальто. Не забывая цокать и вздыхать каждый раз, когда она откидывала назад голову, на секунды
– Я тебя выкопал, вытащил из лап Сатаны, вот и поспособствуй старику. Встань уже.
– Ага… – все, что смогла ответить ему Эбель.
Может, байка про гроб из орешника оказалась правдой? Может, все-таки это дерево изгоняет злых духов? Высасывает их вместе с собственной силой из тела.
– Да черт с тобой! – гаркнул смотритель и, схватив Эбель за костлявые плечи, поднял на руки. – Нет у меня времени с тобой нянькаться! В академию придем – и падай там в обмороки, сколько хочешь.
Подхватив медленно угасающий керосиновый фонарь, старик вместе с Эбель на руках двинулся вдоль каменных надгробий. От него пахло ладаном. Мерзкий, отвратительный запах, которым пропитан воздух всего Санди. Ладаном пахли священники, полицейские, почтальоны и случайные прохожие на улице. Им пахла мама. И небольшая квартирка, в которой Эбель жила девятнадцать лет. Тошнотворный запах веры и страха. Ладаном Бог помечал слабых, так защищал их от скур. Но кто тогда защищал исключительных?
– Дьявол… – вырвалось у Эбель, и смотритель дернулся, услышав ее голос.
– Уже успела соскучиться по нему? – нервно пошутил старик и, резко развернувшись, осмотрелся по сторонам. – Тут только мы с тобой, да…
– Дьявол… – повторила Эбель шепотом, увидев обугленные, тянущиеся к ней – прямо из темноты – руки.
– Дьявол! – вторя Эбель, выругался старик. И это было последнее, что она услышала перед тем, как потеряла сознание.
Призраки давно перестали пугать Эбель.
Все это началось четыре года назад. После смерти отца Эбель стала мучить бессонница, а вместе с ней и голоса, доносящиеся из темных углов комнаты. Из щелей между досками, из-под кровати, из шкафа и – классика! – с чердака, дверь на который Эбель позже заколотила гвоздями. От голосов призраков она медленно сходила с ума каждую ночь, звала на помощь маму, но та запиралась в своей комнате и читала молитвы, а наутро приносила дочери стакан святой воды.
Обычно мамы перед школой желают детям хорошего дня, веселья, сдачи теста. Но не Шейла.
– Никому не говори о том, что с тобой происходит! – вот что слышала Эбель от нее, каждый раз выходя из дома. – Ты обычный ребенок. Обычный… Просто любишь фантазировать.
Эбель и правда любила. И со временем даже поверила в то, что призраки – ее выдумки. Но голоса не утихали, лишь год за годом становились все громче.
И в конце концов из тьмы вышли монстры. Мертвые люди. Изуродованные трупы. Гниющие, разлагающиеся и смердящие.
Они жили в ее комнате. Прятались под кроватью, ждали ночи. Стоило луне появиться, как они вылезали из укрытия и, садясь к Эбель на кровать, пристально смотрели на нее, пока она цепенела от страха. Они трогали ее холодными руками, пачкали кровью, вытекающей из их ран, и, склоняясь над ней, молили
Эбель понадобилось несколько лет, чтобы привыкнуть к призракам. Понять, чего они хотят и зачем приходят именно к ней.
Все они хотели мести.
– Она – что? – раздался звонкий голос где-то совсем рядом. – Поднялась из могилы?
Заскрипел пол, ударилась о засов дверь.
Холодный ветер сменился еле уловимым теплом покрывала: кто-то укутал спрятанную в пальто Эбель. Приторный запах корицы вытеснил вонь мокрой кладбищенской земли из ее легких.
– Тише! – второй женский голос был поприятнее.
– Мисс Вуд, вы предлагаете мне спать в одной комнате с трупом? – Эбель никогда бы не поверила, что можно кричать шепотом, но говорившая с легкостью доказывала это.
– Как видишь, она все еще живая.
Эбель попыталась открыть глаза, но свет от лампы ослепил ее. Боль, словно мячик пинг-понга, забилась о стенки черепа.
– Это твоя новая соседка, Соль. Покажи ей завтра академию и отведи на склад за уставной одеждой.
– Но, мисс Вуд!
– Она одна из нас. Она скура. Мы не бросаем исключительных, а помогаем им.
Почему… Почему вся боль проходила, стоило женщине заговорить, и возвращалась опять, как только она замолкала? Кто она такая?
– Завтра не ходи на занятия. Покажешь Эбель собор, а потом зайдете обе ко мне. – Застучали каблуки по скрипучему полу, скрипнула, отворившись, дверь. – И никому не говорите, что еще ночью девушка была мертва.
Как знакомо. Будто Эбель и не покидала свой дом. Даже тут, в неизвестном месте, ей закрывают рот. Даже тут у нее появился секрет, который явно успеет испортить ей жизнь.
– Доброй ночи, Соль. – Мисс Вуд покинула комнату, а вместе с ней пропала и целебная аура.
– Доброй, – недовольно протянула неизвестная Соль и, видимо, вернулась к себе на скрипучую кровать, приглушив свет в комнате.
Эбель тяжело вздохнула: она пыталась бороться с тошнотой, которая вернулась сразу после ухода мисс Вуд. Еще бы несколько минут послушать ее, и наверняка Эбель оправится полностью. Хорошо хоть, головная боль поутихла.
Эбель попыталась сесть, и Соль заметила это.
– Ты жива там?
Эбель задумалась и, не сумев подобрать слово длиннее трех букв, ответила коротко:
– Ага.
– Воды?
– Ага.
Она наконец-то осмотрелась. Кладбище сменилось маленькой комнатой, в которой царил бардак. Желтый свет от ночника падал на стену, очерчивая края ажурного патефона, который мог бы понравиться бабушке-барахольщице. В полумраке Эбель разглядела напротив себя кровать, устланную кучей разноцветных одеял, гобелен со звездами на стене и пол, на котором лежал старенький пушистый ковер. Каменные стены комнаты украшали картинки и плакаты с кадрами из популярных фильмов, и даже облупившаяся краска в углах смотрелась тут гармонично. Под единственным окном, обрамленным шторами цвета пасмурного неба, стоял столик, а на нем – граммофон с пластинками и свеча, источающая до жути сладкий аромат тыквенного пирога.