Общий враг
Шрифт:
До начала затмения оставалось примерно полчаса. Одиэй вышел на небольшую площадь с памятником Ганго Пларпоту – великому полководцу, современнику Урту Урапала. В те времена Энулемия еще не была нейтральным государством, и охотно ввязывалась во все войны, которые вспыхивали на континенте. Бронзовый Пларпот стоял, заведя одну руку за спину, а другой опираясь на трость. Разумеется, его установили так, чтобы Анемар висел у него перед глазами. Вообще, наличие огромного неподвижного спутника нанесло заметный отпечаток на всю местную культуру – и материальную в том числе. Дома, например, строились так, чтобы вид на Анемар открывался
Сейчас Анемар, подошедший к солнцу на расстояние своего диаметра, терялся в его лучах и был практически незаметен. Наверное, телевизоры у обладателей спутниковых антенн уже начали барахлить из-за солнечной интерференции.
– Купите фильтр! – сказала подошедшая к Одиэю молоденькая девушка – не то студентка, не то старшеклассница. С собой у нее была сумка через плечо, набитая картонными полумасками, в которые были вклеены по два квадратика серебристой пленки, а на поясе висел аппарат для приема пластиковых карт.
– Спасибо, у меня уже есть, – ответил Одиэй.
– Нет, в таких очках вы ослепнете. Они пропускают слишком много света. Нужны специальные.
Улыбнувшись, Одиэй достал из внутреннего кармана и показал ей купленные по пути сюда картонные очки с такой же непрозрачной на вид пленкой вместо стекол, как у предлагаемой маски.
– Они даже удобнее – у них дужки есть, – сказал Одиэй.
Понимающе кивнув, девушка удалилась и пошла предлагать свои фильтры другим зрителям, коих на площади собралось уже сотни две. Одиэй вновь подумал о Тренуларе, родным языком которого тоже был литуранский. И говорил он на нем, как и эта девушка, с тем же забавным энулемским акцентом.
Одиэй невольно посмотрел на статую полководца. Тот родился в теллемунской части Энулемии, но памятник ему поставили здесь. Несмотря на этнические и языковые различия энулемцы считали себя единым народом. Именно по этой причине Энулемия так привлекала Одиэя. Он видел в ней этакую модель будущего человечества – пускай и сильно упрощенную.
Да, когда-нибудь сверхдержавы все равно придут к объединению, покончив с бессмысленной враждой… Тренулар, правда, считает, что они уже тайно объединились, чтобы продать инопланетянам Фараллию. А также Анемар, солнце и все остальное. Интересно, в какую цену пришельцам обошлась комета Салатуса? Хотя особо иронизировать, наверное, все же не стоит. Учитывая полное отсутствие моральных тормозов у правящей олигархии обоих государств, ничего невозможного в этом нет. И если Одиэю такая сделка представлялась маловероятной, то вовсе не из-за веры в доброту и порядочность властей предержащих, а по совершенно другим причинам.
За минуту до начала затмения Одиэй сменил очки и, затаив дыхание, приготовился. От солнечного жара (а может, от волнения) у него вспотело лицо. Наконец, почти невидимый, растворявшийся в небесной синеве диск Анемара соприкоснулся с примерно вдесятеро меньшим по размеру солнечным диском – и начал неумолимо, словно алмазная пила, вгрызаться в него. Сначала линия среза была короткой и казалась почти прямой, но затем, по мере удлинения, она начала все больше изгибаться. Одиэй напряг зрение, изо всех сил стараясь рассмотреть на лимбе Анемара крошечные зазубрины гор и выпуклости кратерных валов. Однако резко очерченный край небесного тела казался совершенно гладким.
Вот солнце погрузилось в Анемар наполовину, потом на две трети, потом на три четверти – а на улице все равно было светло. У дневного светила имелся просто фантастический запас прочности. Даже тысячной доли солнечного диска хватило бы, чтобы заливать Фараллию сумеречным светом – более ярким, чем свет полного Анемара.
Время от времени Одиэй сдвигал очки вверх и оглядывался по сторонам, чтобы увидеть, как изменился мир – ну, и заодно оценить реакцию окружающих. Как и в самолете, многие из них были туристами, никогда в жизни не видевшими ничего подобного. Кто-то спокойно смотрел через фильтры, кто-то наводил на слившийся с солнцем Анемар смартфоны и фотокамеры, а кто-то снимался на фоне космического аттракциона.
Наконец, погасла последняя частица солнечного огня, и наступила ночь. Одиэй снял очки. Из-за пепельного диска Анемара струилось бледное сияние солнечной короны, а на темном небе мерцали ненадолго проснувшиеся звезды. Во всем городе включилось – видимо, автоматически – уличное освещение. Одиэй представил себе, как сейчас должна выглядеть Фараллия из космоса. В бело-голубом шаре планеты словно образовалась гигантская, в четверть его диаметра, круглая дыра. Зрелище, что и говорить, жутковатое…
Заметно похолодало. Стоявшая рядом девушка, пришедшая со своим парнем, поежилась и обхватила плечи руками. Парень мягко прижал ее к себе, согревая.
Все молчали, лица у всех были напряжены. Конечно, даже малые дети понимали, что тьма наступила ненадолго, и опасности никакой нет. И все же откуда-то из подсознания поднималась легкая тревога. Солнце попало в ловушку и теперь пыталось выбраться из нее…
Корона тоже исчезла. Даже в периоды наивысшей солнечной активности она никогда не простиралась настолько далеко, чтобы Анемар не мог закрыть ее целиком. Но это, разумеется, только в тех случаях, когда центры обеих небесных тел проходили рядом. Бывало, что солнце углублялось в Анемар не очень сильно, и тогда языки призрачного пламени с температурой в несколько миллионов градусов не прекращали сиять на протяжении всей полной фазы затмения.
Больше десяти минут понадобилось солнцу, чтобы пройти сквозь Анемар и вырваться из плена, возвестив о своей победе ослепительной вспышкой, вмиг вернувшей небесам пронзительную голубизну. Город погрузился в подобие утренних сумерек – не хватало только розового света на стенах домов. Фонари померкли и выключились.
Одиэй снова надел картонные очки. Ему показалось, что выход солнца из-за Анемара произошел быстрее, чем заход за него – наверное, по той же причине, по которой обратная дорога всегда кажется короче…
Когда затмение кончилось, Одиэй снял очки и огляделся по сторонам. Переживший маленькое подобие конца света мир вновь был полон жизни, многоцветен и ярок. Нигде во всей Вселенной наверняка нет ничего подобного прекрасной Фараллии. И если ей и вправду угрожает нечто, пришедшее из глубин космической тьмы… Ну, что ж – надо попытаться предотвратить катастрофу. Даже если эта попытка окажется безнадежной.
Как в полусне пронзает внезапная мысль о смерти, Одиэя пронзила мысль о том, что из полета он, скорее всего, не вернется. Но мысль эта не пугала. Напротив – она казалась почти упоительной. А, кроме того – какой невероятный конец его ожидает! Мог ли Урту Урапал представить себе что-либо подобное?