Обсерватория в дюнах
Шрифт:
Покойный Павел Львов, клеветник и псевдоученый, тоже умел гасить. Тот гасил с трибуны – чьи-то мечты, чьи-то теории, вынашиваемые годами.
Умеет гасить и Глеб Павлович Львов.
Как жаль, что он попал в наш славный коллектив. Какие у нас собрались добрые, верные, принципиальные люди, до чего среди них легко и радостно работается! И вот теперь среди них – Глеб. Его приняли в свою среду, как доброго товарища, но я – то знаю, какой он «добрый товарищ», Я все о нем знаю. Да ведь и все знают, но считают, что нельзя бесконечно напоминать человеку о том, что он совершил подлость. Он наказан и больше так не сделает... Он сделает что-нибудь
Надо отдать должное редакциям: они охотно печатали подобные материалы и сами время от времени давали очерки о каспийской проблеме.
Но дело плохо подвигалось вперед. Проблему Каспия можно решать только комплексно, то есть в содружестве с инженерами, биологами, экономистами, гидрометеорологами. И потому она под силу только Академии наук СССР, а не одному институту или обсерватории.
Об этом как раз и шел разговор в кабинете Мальшета. Что касается давней мечты Филиппа о дамбе через море, в академии и слушать об этом не хотели. А проект дамбы уже несколько лет отклонялся Госпланом.
– Не пойму, отчего твой проект постигла такая судьба?– огорченно проговорил Иван Владимирович.
Филипп удрученно пожал плечами.
– Для сооружения дамбы даже не требуется бетона,– продолжал Турышев,– нужен только камень и земляные работы. За два-три года дамба была бы возведена. Отличный проект, я утверждал и буду это утверждать.
Все помолчали. Васса Кузьминична вздохнула. Лиза взглянула на нее. На обеих было по нескольку кофточек: обсерватория плохо отапливалась. Барабаш задумчиво курил, поглядывал на карту Каспия. Глеб Львов стоял, прижавшись спиной к печи, в полосатом шерстяном свитере и настороженно прислушивался к разговору.
– И все же мой проект, я верю, будет осуществлен,– горячо заговорил Мальшет,– ведь иначе Северный Каспий уменьшится вдвое, пустыня подойдет к юго-востоку европейской территории СССР.
– Инших такых проектив покы що немае! – согласился Барабаш.
– А что касается предложения Гидропроекта о переброске рек Печоры и Вычегды в бассейн Волги,– сказал Турышев,– очень хороший проект, но он не зачеркивает работу Мальшета: одно дополняет другое!
– А когда он будет осуществлен?– вмешалась в разговор Лиза. – В плане семилетки его нет.
Давид Илларионович стукнул по столу кулаком:
– Шо им, у голови замутыло, не бачуть, що Каспий скоро буде горобцям по колино. Хай им грець!
И тогда Глеб сказал Мальшету:
– Напрасно ты так уцепился за проблему Каспия: невыигрышная это тема, поверь! На ней далеко не уедешь. В высших инстанциях считают, что никакой проблемы Каспия нет.
Мы с Лизой переглянулись, Васса Кузьминична чуть поморщилась, Турышев тревожно взглянул на Мальшета, и тот, конечно, заорал во все горло, что ему «плевать, как считают в высших инстанциях».
– Проблема Каспия должна быть решена и будет решена, черт побери дураков, которые этого не понимают! «Невыигрышная тема, на ней далеко не уедешь» Вот оно что...
Марфенька звонила по телефону. Говорил с ней Мальшет, а мы все стояли рядом и смотрели на него. Слышно было, как Марфенька смеялась в телефон.
– Экзамены выдержала блестяще, одни пятерки. Получила звание пилота-аэронавта. Завтра выезжает домой,– коротко сообщил нам Филипп, вешая трубку и широко улыбаясь.
– Она так и сказала: домой? – переспросил я его.
– Да, она так и сказала: домой!
Глава седьмая
ДВА ПИСЬМА И ТЕЛЕГРАММА
От Глеба Львова Мирре Львовой.
Дорогая сестра, спасибо за ласковое письмо. Очень рад, что ты с блеском защитила диссертацию. От души поздравляю со степенью кандидата наук. Другого я, конечно, и не ожидал от тебя. Желаю еще много всяких званий, пока не доедешь до академика, в чем я нисколько не сомневаюсь.
Исполняя твое желание, подробно опишу мое здешнее житье, а также «житие» Филиппа. Он ведь у нас вроде святого. Бескорыстный чудак от науки.
Летом еще было сносно, купанье в море успокаивало нервы. Но с наступлением осени стало совсем гнусно: ветер, изморозь, гололед, туман, сырость.
Получил комнату в только что отстроенном «финском» доме. Весьма рад, что избавился от этих дураков Аяксов: надоели до чертиков.
Заходила Марфенька с этой своей юродивой Христиной, поздравила с новосельем, немного посидела и ушла.
Хороша девка! Красива, здорова, умна и, самое главное, имеет папашу-академика... Впрочем, она уже, кажется, сделала выбор...
Работа моя понемногу движется, материал для диплома соберу и поручение твоего Евгеши выполню. Из-за этого поручения приходится часто выезжать в море. Ему только чужими руками да жар загребать. Небось сам не поедет качаться по волнам.
Когда ваша свадьба? Теперь, когда ты защитила диссертацию, он, верно, опять возобновил натиск на мою красавицу сестричку? Губа у него не дура.
Ты спрашиваешь, как мое душевное настроение? Сказать откровенно – пакостное! Я живу среди людей, которые, не стесняясь, выражают мне свое неодобрение, а я их ненавижу скрытно.
Ненавижу Мальшета, Турышева, этого доморощенного писателя Яшку Ефремова, эту юродивую Христину Савельевну, названого братца Шалого Фому и др. Всех их ненавижу до потемнения в глазах. За что? Черт его знает за что... Должно быть, за то, что у них смолоду сбережена «честь», что они могут взирать свысока на таких, как я. Ни один из них не стоит ломаного гроша, а как их все уважают!