Обсидиановый храм
Шрифт:
— И когда он съехал?
— На следующий день после... — Нотт резко замолчал, но его рот еще несколько раз открылся, хотя и не исторг ничего, кроме тишины, — …на следующий день после того, как все провалилось в ад, — наконец сказал он, опустив глаза.
— Это тот мужчина? — и Пендергаст протянул ему фотографию Диогена позаимствованную их полицейского досье.
— Нет.
— Присмотритесь внимательнее.
Нотт склонился над фотографией, прищурившись.
— Он действительно не похож на него.
Пендергаст не был удивлен.
— Этот арендатор, он сказал вам, зачем он здесь?
— Не сказал. Об этом вы должны спросить его подругу.
— Подругу?
— Ту, что жила с ним.
Страшная догадка внезапно накрыла Пендергаста: «Неужели, это вообще возможно...?» Нет, этого просто не может быть, он должен лучше контролировать себя и свои предположения.
— Не могли бы вы описать эту женщину?
— Блондинка. Молодая. Низкая. Стройная.
— Что вы можете рассказать мне о ней?
— Работала в паре мест в городе. Прежде чем они оба так внезапно уехали.
— Где именно она работала?
— Официанткой в «Штурманской рубке». Также она еще работала неполный день в качестве ассистентки в том магазине для туристов… «Вкус Эксмута».
На несколько мгновений Пендергаст замер в абсолютной неподвижности. Он припомнил, что эта женщина не раз попадала в его поле зрения — она несколько раз обслуживала его в гостинице. Итак, неужели у Диогена был некий сообщник и помощник? Для его брата это было несвойственно, и поэтому подобная мысль никогда не приходила ему в голову.
От раздумий его отвлек Нотт, нетерпеливо поерзавший на своем месте.
— Что-нибудь еще? — спросил мужчина.
— Еще одна вещь. Я хотел бы провести час или два в коттедже, который они арендовали, — один и без свидетелей.
Нотт не пошевелился. Пендергаст протянул руку ладонью вверх, подобным безмолвным жестом выражая желание получить ключ.
— Спасибо, — добавил он, — было очень приятно иметь с вами дело.
43
Констанс проснулась незадолго до рассвета, как раз вовремя для того чтобы полюбоваться, как солнце всплывает над далеким морским горизонтом и поднимается в ясное голубое небо. Она спала с открытыми окнами, и ночь оказалась немного прохладной, так что сейчас Констанс сбросила свою ночную рубашку и почувствовала, как лучи солнца растекаются по ее телу, согревая и соблазняя. Повернувшись, она отправилась в ванную комнату — просторную и белую, со старомодной удлиненной ванной и душевой кабиной. Она оставила ванну наполняться и вернулась в спальню, чтобы взять несколько вещей из бюро. К сожалению инъекция принесла только разочарование, и сегодня утром она не чувствовала себя иначе, чем вчера. Но Диоген предупредил ее, что может потребоваться день или два, чтобы эликсир начал действовать, и по его уверению, он значительно улучшит ее самочувствие, даст бодрость и энергию.
Когда Констанс вышла из ванной комнаты, ее обоняние уловило запах кофе. Она спустилась по задней лестнице, которая привела ее в небольшой коридор, примыкающий к наблюдательной башне. Миновав его, она оказалась на кухне. За столом в укромном уголке для завтраков напротив арочного окна, выходящего на сад, сидел Диоген. Его худощавая фигура была облачена в элегантный шелковый утренний халат, а свои рыжеватые волосы он зачесал назад. Он выглядел свежим, аккуратным, уверенным в себе и привлекательным. Сходство с его мертвым братом было очевидным и бесспорным, а двуцветные глаза к тому же придавали ему особый бравый вид. Снова у нее возникло странное чувство нереальности происходящего, как будто она выпала из своей обычной жизни и попала на чужую планету.
— Что бы ты хотела на завтрак? — поинтересовался Диоген.
— У тебя есть копченая рыба?
— Конечно же есть.
— Ну, тогда, если это тебя не слишком затруднит копченую рыбу, два яйца всмятку, порцию бекона и тосты.
— Плотный завтрак — одобряю. Кофе с молоком или эспрессо?
— Эспрессо, спасибо.
Он принес ей чашку и приступил к готовке, в то время пока она наслаждалась своим кофе. Вскоре перед ней был накрыт стол. Себе Диоген приготовил то же самое. Они ели молча. Констанс подумала, что Диоген был одним из тех редких людей, которых не беспокоило и не тяготило долгое молчание. За это она была ему благодарна — излишняя разговорчивость была бы ей невыносима.
Наконец Диоген отставил свою пустую тарелку и спросил:
— А теперь — экскурсия?
Дождавшись ее согласия, он встал, и, взяв Констанс руку, вывел ее на заднюю веранду, откуда они вместе спустились по лестнице к белому песку. Тропа, обрамленная с обеих сторон пышными цветочными клумбами, шла мимо живописного палапа [147] , уличного камина, каменного дворика со старым кирпичным грилем и стоящей вокруг него мебелью из тикового дерева, слегка потрепанной погодой. Далее она привела их — через рощу американских платанов — к длинному пляжу, покрытому белым песком. Оттуда сквозь листву хорошо просматривался коттедж Гурумарры. Лучи солнца поблескивали на поверхности воды, которая шептала и пенилась, набегая на песок.
147
Палапа — традиционное мексиканское (легкое) жилище с крышей из пальмовых листьев.
Диоген молчал, но его бесшумная, уверенная походка и блеск в его глазах рассказали Констанс, насколько это место было для него ценно. Она же все еще чувствовала себя здесь неловко.
В конце пляжа группа мангровых деревьев преградила им дальнейший путь вдоль берега, из-за чего тропа сворачивала внутрь территории, огибая низкий, скалистый блеф, уводя их сначала вверх, а затем вниз к другой стороне острова. Там в поле зрения Констанс неожиданно появилось весьма необычное сооружение, скрытое до этого дугой того самого блефа и небольшой песчаной дюной, от которого открывался потрясающий вид на пляж и на залив. Оно было построено из выветренного темного мрамора и выглядело, как небольшой храм-ротонда. Отличие было в том, что между его колонн располагались высокие стрельчатые окна, каждое стекло которых представляло собой таинственные, темно-серые, почти черные панели.
Увиденное казалось настолько удивительным, что Констанс невольно остановилась.
— Пойдем, — тихо позвал Диоген, подводя ее к строению. Он повернул бронзовую ручку высокой двери, и та с тихим шорохом открылась, позволив увидеть скромную внутреннюю обстановку. Он за руку ввел ее внутрь и закрыл дверь.
Констанс была потрясена. Весь интерьер оказался удивительно простым: черный мраморный пол, серые мраморные колонны и куполообразная крыша. Но стрельчатые окна и проникающий через них свет делали обстановку неземной. Стекла были изготовлены из своего рода замутненного стекловидного материала, пропускающего и преломляющего миллиарды мелких мерцаний и переливов света, в зависимости от того, под каким углом смотреть. Свет, который проходил сквозь них, приобретал странное рассеивающее свойство, которое делало интерьер абсолютно бесцветным. Когда она взглянула на Диогена, выражение его лица выдало восхищение, и она поняла, почему. Оба они сейчас были окрашены в черно-белые тона, и казалось, что все остальные цвета просто изъяли из воздуха и всего окружающего их пространства. Это было очень странное явление, но вместо того, чтобы взволновать и обеспокоить ее, оно подарило ей безмятежность и одухотворенность, как будто все ненужные украшения и все вульгарные декорации были убраны, оставив только простоту вещей и их истинную сущность. Храм был совершенно пуст за исключением черного кожаного дивана, который стоял почти в центре помещения.
Вот так — в молчании и тишине — они простояли несколько минут, прежде чем Диоген заговорил. Но фактически он вовсе и не говорил, а напевал тихую мелодию, которую Констанс опознала, как голосовую инвенцию [148] Пассакалии и Фуги до минор Баха. И по мере того, как он напевал своим проникновенным голосом, к нему присоединился второй, а затем и третий голос. Храм начал наполняться звуками, которые он же сам и создавал — слой за слоем — образуя полифоническое чудо эха.
148
Инвенция (от лат. «inventio» находка; изобретение, выдумка) — небольшие двух- и трёхголосные пьесы полифонического склада, написанные в различных видах полифонической техники (в виде имитации, канона), для учеников как приготовительные упражнения перед фугой для достижения полной самостоятельности пальцев и развития способности к исполнению сложной полифонической музыки на клавесине.