Обскура
Шрифт:
Семнадцать лет… Лицо, над которым смерть уже почти завершила свою ужасную работу разложения. Только ярко-рыжие волосы, выглядящие почти неестественно на фоне серой дряблой кожи, уцелели. Последняя примета былой красоты и свежести…
— Следы от ударов на лбу, на правом плече и предплечье, сломанный нос — все эти повреждения появились еще до смерти, — заговорил судмедэксперт, выдержав достаточную, по его мнению, паузу. — Но так и не удалось выяснить, вследствие чего — побоев или падения с высоты…
Старик говорил вполголоса, ровным тоном, и Жан был благодарен ему за то, что он не хотел лишний раз травмировать мальчика.
— Но причиной смерти стало удушье, — заключил Франкво,
В присутствии мальчика он чувствовал себя слегка не в своей тарелке. Жан был немного знаком с этим человеком. Обычно он, как и большинство его коллег, давал подобные комментарии для родственников покойных гораздо более твердым и даже жестким тоном. Но встречать здесь столь юных родственников, как Анж, раньше ему, очевидно, не доводилось. Поэтому он выглядел немного растерянным.
— Я думал, она захлебнулась…
Франкво покачал головой:
— Задохнулась. Когда ее бросили в воду, она уже была мертва.
— То есть тот, кто это сделал, хотел, чтобы ее смерть выглядела как самоубийство, — тихо произнес Жан. — Но он не был в курсе, что современная медицина может точно разъяснить такие вещи…
— Тем более что тело пробыло в воде совсем недолго, — заметил Франкво. — Его вскоре прибило к берегу. Вы пришли к тому же заключению, что и полиция. Это, бесспорно, так. — Он бросил взгляд на мальчика, все еще неподвижного, сейчас кажущегося хрупким и уязвимым, но в то же время стойким, и добавил еле слышно: — А это значит, что было совершено убийство.
«Убийство», — машинально повторил про себя Жан, глядя на распростертое перед ним безжизненное тело, на котором выделялся тянущийся от основания шеи к животу грубый шов, оставшийся после вскрытия. На животе и груди заметны были красноватые пятна всех оттенков — от розоватого до темно-красного. Жан невольно подумал о красках на палитре: английская киноварь, карминный лак, розовая марена, пунцовая краска, кое-где с примесью свинцовых белил… В тех местах, где процесс разложения шел интенсивнее, пятна были более темными. Но, так или иначе, они служили подтверждением того, что смерть действительно наступила в результате удушья.
Жан непроизвольно вздрогнул всем телом и крепче сжал зубы. Зрелище, представшее перед ним, еще не было совершенно невыносимым, но уже через пару дней оно бы таким стало — даже для постороннего, каким был в данном случае он сам. А затем понадобится еще несколько месяцев, пока разложение не завершится полностью, оставив лишь голый скелет…
И ребенка, неподвижно стоявшего рядом с ним, наверняка еще долго будет преследовать это зрелище. Жан опасался, как бы мальчик не потерял сознание, но тот держался твердо, зато он сам был на грани обморока. Он попытался представить себе, что находится на практическом занятии по анатомии на трупах, и вспомнить все полученные в анатомическом театре сведения. Подобным образом ему всегда удавалось дистанцироваться от ужасов происходящего: он уверял себя, что участвует в чисто научном исследовании.
И вот, стоя в этой комнате, пропитанной запахом фенола, где еще витал дух усопшей и слышалось лишь дыхание ее брата, Жан стал повторять про себя, как некое заклинание или заученное наизусть стихотворение в прозе — прозе судебной медицины, — долгое описание, в котором читающие его лекторы не видели абсолютно никакой поэзии, однако он сам находил поэзию распада, включавшего пять основных периодов, словно пять поэтических строф. Его одинаково зачаровывала постепенно блекнущая палитра красок и все драматическое значение этого описания в целом.
«В течение первого
Жан внезапно заметил, что судмедэксперт исчез из поля его зрения, и этой крошечной перемены было достаточно, чтобы прервался ход его мыслей. Затем он услышал бумажный шорох: врач закрыл регистрационный журнал. Мальчик по-прежнему стоял неподвижно, глядя на останки сестры. Зрелище было ужасным, но, видимо, ребенку зачем-то было необходимо его запомнить. Поскольку никаких других движений не последовало, Жан снова вернулся к мысленному цитированию лекции, не отдавая себе отчета в том, что это напоминает некую одержимость.
«В течение второго периода труп покрывается веществом, напоминающим жировую пленку желто-красноватого или коричневатого оттенка, клейкую слизь или застывшую смазку. Ногти уже отвалились или размягчились до предела. Кожа имеет желтоватый оттенок, выглядит зернистой, словно усыпана песком — это мельчайшие гранулы известкового фосфата, — во многих местах отслоилась, образовав „карманы“. Мягкие ткани лба, носа, век, губ истончаются и почти полностью отслаиваются. Реберные кости начинают отделяться от хрящей; грудная кость сближается с позвоночным столбом. Все части тела в той или иной степени деформированы. Мускулы глазных впадин омыляются; остальные приобретают зеленоватый оттенок. Заполненные серозно-кровянистой жидкостью, они в некоторых местах похожи на желе. Мозг уменьшается в объеме и приобретает серо-зеленоватый оттенок. Легкие приобретают серо-черный цвет. Сердце уменьшается в размерах и становится более плоским. Желудок становится серо-синим. Кишки уменьшаются в объеме и слипаются. Печень покрыта мельчайшими крупицами известкового фосфата.
В течение третьего периода, — продолжал добросовестно перечислять про себя Жан, — эпидермис постепенно исчезает. Кожа высыхает, истончается, приобретает желтоватый, рыжеватый или коричневатый оттенок, покрывается слоем плесени. Становится похожей на картон. Мягкие ткани лица полностью разрушаются. Межреберные мышцы становятся ажурными. Мягкие ткани всех частей тела практически полностью разрушаются; то, что остается, имеет вид гнилой древесины. Мозг напоминает горшечную глину. Легкие напоминают мембраны, приклеившиеся к позвоночному столбу. Печень становится почти плоской (2 см толщиной), коричневой с черным оттенком, высыхает и начинает слоиться — от нее постепенно отпадают отдельные сухие пласты, между которыми находится битуминозное вещество. Мошонка высыхает, пенис становится плоским, напоминает сброшенную кожу угря. Яички уменьшаются в объеме, приобретают винно-красный оттенок».