Обскура
Шрифт:
— Садись.
— Сюда?
Жан кивнул и усадил мальчика в потертое кожаное кресло. Руки Анжа стали похожими на крылья, оказавшись на слишком высоких для него подлокотниках. Почувствовав себя неудобно, он положил руки на колени. Жана немного забавляло то, как ребенок изучает обстановку, разглядывая мебель, книги и другие предметы. Появление Анжа пришлось как нельзя более кстати, чтобы отвлечь от его мрачных мыслей.
— Ты ходишь в школу? — спросил Жан. Слегка озадаченный столь непомерными для детского возраста амбициями, он толком не знал, с чего начать разговор. Анж слегка поморщился:
— Да я и без того умею читать и писать! Но
— Поработать?
Парнишка покраснел. Жан ничего не понимал. Анж судорожно смял в пальцах картуз, потом, все-таки преодолев нерешительность, ответил:
— Иногда меня просят вынести какой-то ценный предмет из дома или квартиры. Мне в точности описывают его и говорят, где он лежит… Меня еще ни разу не сцапали! — добавил он с гордостью, заставившей Жана снова улыбнуться.
Значит, воришка… Жан никогда бы не подумал, что этот ребенок причастен к такого рода деятельности, и тем не менее ни на минуту не усомнился в его словах. Итак, старшая сестра — проститутка, уже умершая, не дожив до совершеннолетия, а сам Анж, ступивший на скользкий путь воровства, кажется, хочет с него свернуть, чтобы впоследствии стать медиком. Задача почти непосильная… Хотя кто знает? Жан вспомнил Жерара, который стал психиатром, хотя родился в семье пастуха.
— Но с чего тебе пришла в голову идея стать врачом?
Мальчик пожал плечами:
— Ну вы же сами знаете, чем кончила Полетта…
Полетта, вот как. Чем больше Жан думал обо всей этой истории, тем сильнее она не давала ему покоя. Что он мог возразить Анжу?.. Если преждевременная и жестокая смерть — единственное будущее, которое в данный момент видит для себя этот ребенок, а получение докторской степени — единственный способ ее избежать?.. Но упоминание о сестре неожиданно вызвало у Жана и другую мысль.
— Твоя сестра случайно не рассказывала тебе о знакомом художнике или фотографе, незадолго до того как исчезла?
Анж удивленно округлил глаза, потом покачал головой.
— Попытайся вспомнить, — настаивал Жан. — Может быть, она говорила о художнике, который приглашал ее позировать к себе в студию?
Но Анж снова отрицательно покачал головой и в свою очередь спросил:
— Почему вы об этом спрашиваете?
— Да так… Извини, я тебя перебил. Ты говорил, что не хочешь больше воровать?.. Ну что ж, очень хорошо, — добавил он, искренне растроганный, увидев, что мальчик молча кивнул.
— Я хочу лечить людей, как вы.
Жан положил руку ему на плечо.
— Я знаю, что надоел вам своими просьбами… я ведь уже просил вас помочь найти мою сестру… но мне больше некого попросить. Я просто хочу знать, что нужно делать. И больше я никогда вас ни о чем не попрошу.
Жан сел. Мальчик не отрываясь смотрел на него тем особым взглядом, что полон надежд и в то же время лишен иллюзий. Он сказал все без утайки: ему действительно не на кого рассчитывать, чтобы получить медицинскую или любую другую профессию. «Медицина!..» — мысленно вздохнул Жан, невольно взволнованный поступком ребенка и той решительностью, которую в нем ощущал. Как сумел этот уличный сорванец с первого взгляда инстинктивно распознать в незнакомом человеке того, кто сможет ему помочь? Из-за помощи Жана его матери и сочувственного отношения к его новорожденному брату? Да и потом, какая там помощь… Он ведь даже не попытался отыскать его сестру…
Сумеет ли он помочь на этот раз, раз уж не сумел в прошлый? Жан не мог и не хотел ничего обещать
— Посмотрим, что можно будет сделать.
Лицо мальчика осталось неподвижным, но Жан различил в его глазах глубокую признательность.
Когда шаги Анжа по истертым ступенькам лестницы стихли окончательно, а затем хлопнула наружная входная дверь, вызвав эхо на лестничной клетке, Жан почувствовал, как у него сжимается сердце. Большие надежды… непомерно большие надежды…
В этот час он еще не знал об исчезновении Сибиллы.
Глава 20
В конце концов Жан задремал прямо в кресле, и «Фотообзор парижских клиник», который он перед этим просматривал, соскользнул с его коленей на пол, открытый на развороте с фотоиллюстрациями сифилиса. На фотографии слева был изображен мужчина лет тридцати пяти, как сообщала подпись, художник-декоратор, лицо которого было обезображено валикообразным утолщением бордового цвета (хотя снимок был черно-белым, Жан знал, как это выглядит в действительности), полностью закрывавшим пространство от верхней губы до кончика подбородка. На правой фотографии была женщина, горничная тридцати трех лет, лицо которой было в сифилитических язвах, покрытых красновато-лиловыми корками, напоминающими по цвету кардинальский пурпур. Кое-где на них был заметен белый налет шелушения.
Эти фотографии были последним, что он увидел, перед тем как закрыть глаза. И во сне они продолжали преследовать его: мужчина с огромным уродливым наростом посреди лица и женщина, словно собирающаяся на бал оживших мертвецов… И вдруг под этой жуткой маской он различил черты лица Сибиллы… или Обскуры — для него эти два лица сливались в одно.
Сероватый рассвет, просачиваясь в комнату, постепенно освобождал из-под покрова тьмы книги, мебель и остальные предметы. Видя, как их очертания становятся все более отчетливыми, Жан словно открывал их для себя заново. Например, вот этот небольшой этюд Анри Реньо к картине «Казнь без суда во времена мавританского владычества в Гренаде», который отец в свое время получил от автора в обмен на краски и холсты, а потом передал сыну, когда тот поселился в его доме вместе с Сибиллой. «Нет, это что-то!» — часто повторял он, указывая на надменного вида мавра, вытирающего лезвие своей кривой сабли над обезглавленным телом казненного, голова которого уже скатилась по ступенькам вниз.
Жан перевел взгляд на окно, однако сейчас вид темной громады Лувра на противоположном берегу Сены, еще не освещенном, производил мрачное впечатление. Угасшая было тревога снова сжала ему сердце. Сибилла!
Дверь спальни была приоткрыта. Жан одним прыжком вскочил и бросился к ней. Но кровать была пуста.
Он попытался восстановить в памяти все события вчерашнего вечера. Дожидаясь возвращения Сибиллы, он пережил несколько состояний. Сначала — раздражение. Из-за своей актерской карьеры она забывает обо всем на свете! Ох, Сибилла, вечный ребенок!.. Должно быть, веселится где-нибудь вместе с остальными актерами, вместо того чтобы сразу после спектакля возвращаться домой. А он еще готовил для нее ужин!.. Что-то он уж слишком хорош. Совсем ее распустил! А ведь если бы он в свое время не положил этому конец, она бы так и продолжала позировать обнаженной кому попало!