Обстановочка (сборник)

Черный Саша

4. «Еле льющаяся зыбь вяло плещется у пляжа…»

Еле льющаяся зыбь вяло плещется у пляжа.Из огромных облаков тихо лепятся миражи.Словно жемчуг в молоке, море мягко, море чисто,Только полосы сквозят теплотою аметиста.Солнце низко у воды за завесой сизой тучиШлет вишневый страстный цвет, тускло-матовый,но жгучий.Мокрый палевый песок зашуршит, блеснет водою,И опять сырая нить убегает за волною.Горизонт спокойно тих, словно сдержаннаянежность,Гаснут тени парусов, уплывающих в безбрежность, —Это тучи и вода с каждым мигом всё чудеснейЧуть баюкают закат колыбельной сонной песней…

5. «Видно, север стосковался…»

Видно, север стосковалсяПо горячим

южным краскам —Не узнать сегодня моря, не узнать сегодня волн…Зной над морем разметался,И под солнечною ласкойВесь залив до горизонта синевой прозрачной полн.На песке краснеют ивы,Греют листья, греют прутья,И песок такой горячий, золотистый, молодой!В небе облачные нивыНа безбрежном перепутьеСобрались и янтарятся над широкою водой.<1910>

Снегири

На синем фоне зимнего стеклаВ пустой гостиной тоненькая шведкаСклонилась над работой у стола,Как тихая наказанная детка.Суровый холст от алых снегирейИ палевых снопов – так странно мягко-нежен.Морозный ветер дует из дверей,Простор за стеклами однообразно-снежен.Зловеще-холодно растет седая мгла.Немые сосны даль околдовали.О снегири, где милая весна?..Из длинных пальцев падает игла,Глаза за скалы робко убежали.Кружатся хлопья. Ветер. Тишина.Декабрь 1910 или начало 1911Кавантсари

Из Флоренции

В старинном городе, чужом и странно близком,Успокоение мечтой пленило ум.Не думая о временном и низком,По узким улицам плетешься наобум…В картинных галереях – в вялом телеПроснулись все мелодии чудес,И у мадонн чужого Боттичелли,Не веря, служишь столько тихих месс…Перед Давидом Микеланджело так жуткоСледить, забыв века, в тревожной вереЗа выраженьем сильного лица!О, как привыкнуть вновь к туманным суткам,К растлениям, самоубийствам и холере,К болотному терпенью без конца?..<1910>

Война

Песня войны

Прошло семь тысяч пестрых лет —Пускай прошло, ха-ха!Еще жирнее мой обед, Кровавая уха… Когда-то эти дураки Дубье пускали в ход И, озверев, как мясники, Калечили свой род: Женщин в пламень, Младенцев о камень, Пленных на дно — Смешно!Теперь наука – мой мясник,Уже средь облаковПорой взлетает хриплый крикНад брызгами мозгов. Мильоны рук из года в год Льют пушки и броню, И всё плотней кровавый лед Плывет навстречу дню. Вопли прессы, Мессы, конгрессы, Жены – как ночь… Прочь!Кто всех сильнее, тот и прав,А нужно доказать, —Расправься с дерзким, как удав,Чтоб перестал дышать! Враг тот, кто рвет из пасти кость, Иль – у кого ты рвешь. Я на земле – бессменный гость, И мир – смешная ложь! Укладывай в гроб Прикладами в лоб, Штыки в живот, — Вперед!Между 1914 и 1917

Сборный пункт

На Петербургской стороне, в стенах военногоучилища,Столичный люд притих и ждет, как душибледные – чистилища.Сгрудясь пугливо на снопах, младенцев кормятгрудью женщины, —Что горе их покорных глаз пред темнымгрохотом военщины?Ковчег-манеж кишит толпой. Ботфорты чавкаюти хлюпают.У грязных столиков врачи нагое мясо вялощупают.Над головами в полумгле проносят бакис дымной кашею.Оторопелый пиджачок, крестясь, прощаетсяс папашею…Скользят галантно писаря, – бумажки треплютсяпод мышками,В углу, невинный василек, хохочет девочкас мальчишками.У всех дверей, склонясь к штыкам, торчатгвардейцы меднолицые.И женский плач, звеня в висках, пугает близкойнебылицею…А в стороне, сбив нас в ряды – для всех чужиеи безликие, —На спинах мелом унтера коряво пишут цифрыдикие.1914

На фронт

За раскрытым пролетом дверейПроплывают квадраты полей,Перелески кружатся и веют одеждой зеленой,И бегут телеграфные нити грядой монотонной…Мягкий ветер в вагон луговую прохладу принес.Отчего так сурова холодная песня колес?Словно серые птицы, вдоль нарНикнут спины замолкнувших пар, —Люди смотрят туда, где сливается небо с землею,И на лицах колеблются тени угрюмою мглою.Ребятишки кричат и гурьбою бегут под откос.Отчего так тревожна и жалобна песня колес?Небо кротко и ясно, как мать, —Стыдно бледные губы кусать!Надо выковать новое, крепкое сердце из сталиИ забыть те глаза, что последний вагон провожали.Теплый ворот шинели шуршит у щеки и волос, —Отчего так нежна колыбельная песня колес?Август 1914

На этапе

Этапный двор кишел людьми – солдатскою толпой.Квадрат казарм раскинул ввысь окошек ряд слепой.Под сапогами ныла грязь, в углу пестрел ларек, —Сквозь гроздья ржавой колбасы дул вешний ветерок.Защитный цвет тупым пятном во все концы —распух,От ретирадов у стены шел нудный смрадный дух…Весь день плывет сквозь ворота солдатская река:Одни – на фронт, другие – в тыл, а третьи —в отпуска…А за калиной возле бань в загоне – клин коров.Навоз запекся на хребтах… Где луг? Где лес?Где кров?..В глазах – предчувствие и страх. Вздыхаюти мычат…Солдаты сумрачно стоят, и смотрят, и молчат.Между 1914 и 1917

Атака

На утренней зареШли русские в атаку…Из сада на бугреВраг хлынул лавой в драку.Кровавый дым в глазах,Штыки ежами встали, —Но вот в пяти шагахИ те и эти стали.Орут, грозят, хрипят,Но две стены ни с места —И вот… пошли назад,Взбивая грязь, как тесто.Весна цвела в саду.Лазурь вверху сквозила…В пятнадцатом годуПод Ломжей это было.Между 1915 и 1917

Один из них

Двухпудовые ботфорты,За спиной – мешок горбом,Ноги до крови натерты.За рекой – орудий гром… Наши серые когорты Исчезают за холмом.Я наборщик из Рязани,Беспокойный человек.Там, на рынке, против бани,Жил соперник, пекарь-грек: Обольстил модистку Таню, Погубил меня навек…Продал я пиджак и кольца,Всё равно ложиться в гроб!Зазвенели колокольцы,У ворот мелькнул сугроб… Записался в добровольцы И попал ко вшам в окоп.Исходил земные дали,Шинелёнка – как тряпье…Покурить бы хоть с печали,Да в кисете… Эх, житье! Пленным немцам на привале Под Варшавой роздал всё.Подсади, земляк, в повозку,Истомился, не дойти…Застучал приклад о доску,Сердце замерло в груди — Ветер рвет и гнет березку, Пыль кружится на пути.За оврагом перепалка:Пули елочки стригут…Целовала, как русалка,А теперь – терзайся тут! Хочешь водки? Пей, не жалко! Завтра всё равно убьют.Между 1914 и 1917