Обстоятельства речи. Коммерсантъ-Weekend, 2007–2022
Шрифт:
Например, таких: первый шаг всегда важен, но окончательным движение становится со второго. 1 сентября 1939 года Германией в Европе начато то, что 17 сентября 1939 года было поддержано СССР и стало в итоге Второй мировой, одной из самых бесчестных войн в истории, если мы верим, что существуют честные войны. Кому только не пришлось убедиться в этой бесчестности! Но они — они могли тогда только догадываться. Мы находимся в лучшем положении, поэтому не имеем права на догадки. Что произошло 17 сентября 1939 года — уже можно знать точно.
Свобода неволи. Что делать в обстоятельствах несвободы
(Андрей Бабицкий, 2013)
Журналистике, как и любой другой деятельности, нужен потребитель, а потребителем новостей, в общем, может быть только человек, имеющий возможность сделать выбор. Достойная доверия информация нужна на участке для голосования, в магазине или при поиске жилья; для всего прочего существует художественная литература, пусть даже напечатанная на газетной полосе. Когда поход на избирательный участок не влияет на персональный состав власти, политические новости теряют смысл. Когда предприниматели не могут заключать рыночные сделки, им становятся не нужны новости компаний и рынков. Когда переезд в другой район отнимает годы жизни и сулит неприятности с пропиской — зачем знать, сколько там кинотеатров и какая преступность. Даже социальная журналистика теряет смысл, если желающие помочь не имеют такой возможности, а имеющие возможность не желают помочь. Чем меньше у человека свободы, тем меньше ему нужно новостей.
По мере того как информация становится никому не нужна, ломается и нормальный механизм ее производства и распространения. Действующие лица говорят только то, что позволено, а сами их слова теряют смысл уже в прямом семантическом отношении. Ложь не наказывается, правду невозможно сформулировать, а любое мнение — в отсутствие конкуренции идей — едва слышно за пять шагов, даже если орать ором. Не повод, конечно, молчать, но многих демотивирует. Получается порочный круг, из которого непросто найти выход.
Что остается рассказывать в обстоятельствах несвободы? В общем — только одно: описывать ее границы. Обращать внимание только на те слова, за которые приходится платить (остальным нельзя доверять), и только те дела, которые имеют номер на папке (остальные происходят от безвыходности). Называть вещи своими именами; давно замечено, что арифметические тождества приобретают иногда политический смысл. Роль политики в несвободном обществе выполняет правозащита, а журналистика превращается в ведение хроники.
Издатели и распространители «Хроники текущих событий», первый выпуск которой случился в 1968 году, не считали себя журналистами, но, безусловно, были ими. Не имея профессиональной подготовки и даже соответствующей среды, они делали самый профессиональный журнал, который можно было в тех условиях сделать. Нерегулярный — их трудно в том винить, но с собственными источниками, со своего рода репортажами и публицистикой в виде открытых писем, даже с рубрикацией: «Аресты, обыски, допросы», «В тюрьмах и лагерях», «Репрессии на Украине» и проч. С системой распространения (в самиздате) и обязательной публикацией исправлений. Даже с подобием бессонных дедлайнов: каждый новый день подготовки номера грозил обнаружением и потерей очередного выпуска.
«Хроника» оставалась в течение 15 лет главным неподцензурным СМИ в стране, а ее редакторы в разное время получили десятки совокупных лет лагерей и ссылок. Они знали, на что шли, но не считали свое издание нелегальным и были «убеждены в необходимости того, чтобы правдивая информация о нарушениях основных прав человека в Советском Союзе была доступна всем, кто ею интересуется». Последний, не увидевший света 65-й выпуск был сделан в конце 1983-го года — совсем немного не дотянув до гласности. Слова про гребаную цепь вызывали у них, скорее всего, совсем не те ассоциации, которые вызывают теперь.
Сейчас все, к счастью, совсем по-другому, но полезно помнить, что и так можно тоже.