Обстоятельства смерти господина N
Шрифт:
Олдмонт оттолкнулся от стены, подбежал к машине — ключи торчали в замке зажигания. Поднял с асфальта неподвижное тело, взгромоздил его на заднее сиденье, сел на место водителя и, не закрывая дверцы, рванул машину с места. Сделав несколько поворотов, Олдмонт остановился. Привести в чувство избитого Тираютом человека было непросто: Олдмонт нещадно хлопал его по щекам и тряс за плечи. Когда тот приобрел способность самостоятельно держаться на ногах, повернул его лицом к улице, где должно было быть полно такси, и подтолкнул в спину. Дольше возиться с ним Олдмонт не мог. Ему нужен был Тирают.
Тирают
Наконец Тирают сделал приглашающий жест рукой.
— Поднимайтесь ко мне. Не на улице же говорить.
Олдмонт почему-то ожидал, что найдет эту запомнившуюся ему квартиру обставленной так же, как тогда, когда его в первый раз привезли сюда, но здесь тоже все переменилось: мебель, ковры, в которых утопаешь. Даже двери были новые, двойные, обитые изнутри толстыми стальными пластинами. Раньше Тирают мень ше боялся за свою жизнь.
— Садитесь, — указал Тирают на одно из двух глубоких белых кресел. Он уставился на Олдмонта маленькими желтоватыми глазками.
Он не знал, с чем и, главное, в какой роли пришел к нему этот американец. Какой услуги от него потребует. Что предложит взамен. О, теперь он не продешевит. Прошли те времена, когда он служил американцам за гроши. Надеялся, что ему подыщут теплое местечко, когда в Бангкоке будут новые хозяева. Однако стоило ему изложить свои требования, как его просто выгнали. Американцы обманули его, и он больше не верит им.
К самому Олдмонту, которого сразу узнал, он не питал вражды. Олдмонт научил их тогда пользоваться целой кучей аппаратуры, которую навезли американцы — они не скупились ни на деньги, ни на оружие. Техника пригодилась в те дни, да и потом Тирают использовал ее. Например, исключительно простой в обращении и надежный микромагнитофон величиной с большую спичечную коробку — одна сторона кассеты обеспечивала запись в течение трех часов, — он улавливал даже шепот. Или телефонный скремблер, который гарантировал от подслушивания. Или компактный и легкий детектор передающих и записывающих устройств. Аппарат размером с пачку сигарет и антенной-щупом начинал бесшумно вибрировать, когда оказывался в поле действия любого скрытого радиопередатчика или тайного магнитофона.
— Тирают, — спросил его Олдмонт, — вы бывали на базе в Удоне?
Растолковывать этим людям основы электронного шпионажа и защиты от него было для Олдмонта неприятным занятием. В квартире Тираюта собралось человек сорок с совершенно бандитскими физиономиями. Распоряжались всем трое офицеров ЦРУ из специального отдела, который возглавлял когда-то полковник Пэш. Один из них и привез сюда Олдмонта из посольства.
Перед Олдмонтом сидели “Красные буйволы” — так они назывались. “Навапон” официально считалась “неполитической организацией, верной королю, религии и стране” — обычный лозунг таиландских правых. “Навапон” объединяла несколько сот тысяч человек. Группу финансировали представители крупного капитала, она имела связи с таиландским советом национальной безопасности и военной разведкой. Члены “Навапона”
“Красные буйволы” состояли главным образом из наемников ЦРУ, которые прежде использовались в подрывных операциях против Лаоса. Раньше в Лаосе сотрудники ЦРУ содержали целую “секретную армию”, сражавшуюся против Патет Лао. Стоила эта армия не меньше трехсот миллионов долларов ежегодно. В ее составе было примерно семнадцать тысяч таиландцев-наемников. Когда американцев вышвырнули из Лаоса, “секретную армию” пришлось как-то “трудоустраивать”, многие и оказались в рядах “Красных буйволов”. Других, как рассказывали Олдмонту приятели из Лэнгли, включали в подразделения “полицейской воздушной разведки” и “полиции патрулирования границы” — они наводили страх на северо-восточные провинции Таиланда, уничтожали всех, кто подозревался в симпатиях к левым, устраивали провокации на границах с Лаосом и Кампучией.
Олдмонт потратил целую неделю, обучая этих людей подслушивать телефонные разговоры, устанавливать подслушивающие устройства в домах и автомашинах, обеспечивать секретность собственных переговоров. Их снабдили максимально простой аппаратурой, не требующей даже минимальных технических знаний. Заказы на такую технику ЦРУ размещало очень широко — предстояло снабдить ею полувоенные формирования, создаваемые по всему миру для борьбы с национально-освободительными движениями.
— В Удоне? Приходилось, — осторожно сказал Тирают.
Олдмонт положил перед ним на журнальный столик несколько фотографий Линна в военной форме. Тирают нагнулся над ними. Он чувствовал, как американец буквально впился в него глазами, но не выдал себя ни словом, ни жестом.
— Нет, я не знаю такого. — Тирают изобразил на лице удивление.
Олдмонт собрал фотографии и поднялся. Тирают проводил его до дверей. Теперь он знал, зачем и в каком качестве пришел к нему Олдмонт.
Когда Олдмонт уже спускался по лестнице, Тирают окликнул его:
— Зачем вы спрятали человека, которого я привез с собой?
— Он бы помешал нашему разговору, — ответил Олдмонт, обернувшись. — А кто он?
— Героиновый курьер.
У Джема возникла было мысль вызвать врача для Фила Хоукса, но Тони с презрением отверг ее. “Подумаешь, схлопотал пару раз по физиономии”, — бормотал он, раздевая Хоукса, чтобы определить, сильно ли тому досталось. Результатами осмотра он остался доволен. Притащил откуда-то пузырь со льдом — приложить к животу, заставил Хоукса глотнуть как следует неразбавленного виски, которым администрация “Амбасадора” регулярно набивала холодильники своих постояльцев, и выключил в комнате свет, велев Хоуксу подольше поспать.
Прощаясь у дверей своего номера с Джемом, Тони сказал:
— Жаль, что мне не попался в руки тот косоглазый, который так отделал парня. Я бы ему…
— Так бы я тебе и дал ввязаться в драку из-за пустяка, — хмыкнул Джем.
— Ничего себе пустяк, — возмутился Тони, — белого человека ни с того, ни с сего избивают какие-то полуобезьяны. У нас в Претории, если черный посмеет поднять руку на белого…
— Т-с-с, — зашипел Джем. — Стоит тебе чуть выпить, сразу болтать начинаешь. Иди проспись.