Обвиняется терроризм
Шрифт:
В России терроризм, экстремизм осуждены в государственном плане. С 1 декабря 1998 года в Российской Федерации вступила в действие Европейская рамочная конвенция о защите национальных меньшинств (1995 г.). Она обозначила стандарты и приоритеты для российской политики, законодательной и правоприменительной практики. В то же время Конвенция не устанавливала безусловного приоритета прав национальностей в любых ситуациях. Основные ограничения, предусмотренные Конвенцией, сводятся к тому, что ничто в ней не может быть истолковано, как «подразумевающее какое-либо право любого лица заниматься какой-либо деятельностью или совершать какие-либо действия, противоречащие основополагающим принципам международного права, особенно принципам суверенного равенства,
Положения Конвенции, а также ряда других международных нормативных актов, в числе которых Всеобщая декларация прав человека, Международный пакт о гражданских и политических правах, Декларация о правах лиц, принадлежащих к национальным или этническим, религиозным и языковым меньшинствам, Европейская конвенция о защите прав человека и основных свобод, Конвенция СНГ об обеспечении прав лиц, принадлежащих к национальным меньшинствам, послужили ориентирами и в процессе работы над Концепцией государственной национальной политики Российской Федерации, утвержденной Указом Президента РФ от 15 июня 1996 года № 909.
Однако как подчеркивалось в Послании Президента Федеральному собранию в 1999 году, «проблема завершения формирования правовой основы для адекватного регулирования вопросов межнациональных отношений тормозится тем обстоятельством, что пока не принят соответствующий федеральный закон, все еще велика вероятность появления в субъектах Российской Федерации норм законодательства, ущемляющих права отдельных народов и этнических групп и ведущих к обострению межнациональных конфликтов. Это прежде всего касается урегулирования проблем с представителями казачества в республиках Российской Федерации, а также с выходцами из государств Закавказья и Средней Азии на юге России».
Директор Института европейской политики Лувенского католического университета в Бельгии К. Малфлит как-то отметила, что действующее международное право признает принцип самоопределения народов. Но в то же время оно ограничивает это другим соперничающим с ним принципом территориальной целостности и государственного единства, при условии, что то или иное государство уважает равенство в правах и право на самоопределение народов, живущих в данном государстве. «Согласно действующим международным нормам, отделение может быть осуществлено лишь в том случае, если соответствующее меньшинство не получило достаточно широкую возможность внутреннего самоопределения. Это внутреннее самоопределение может быть решено соответствующим правительством и особенно местным референдумом».
В соответствии с Концепцией государственной национальной политики реализация прав и свобод граждан, связанных с их национальной принадлежностью, может осуществляться на основе многовариантных форм национально-культурного самоопределения, примером чего должна стать национально-культурная автономия, позволяющая гражданам Российской Федерации, принадлежащим к различным национальным общностям, в частности малочисленным, разрозненно расселенным народам, национальным меньшинствам, решать вопросы сохранения и развития самобытности, традиций, языка, культуры, образования. Таким образом, достижение международных стандартов в области прав человека, касающихся национальных меньшинств, возможно в рамках предусматриваемого Концепцией национально-культурного самоопределения.
Однако ряд европейских политиков настойчиво предлагает в качестве самого эффективного выхода из чеченского конфликта проведение референдума, результат которого, с учетом насильственных изменений последнего десятилетия в национально-демографической структуре чеченского общества, предугадать несложно. По крайней мере, гораздо легче, чем дальнейшее развитие событий. Возможность решения проблемы на референдуме в последние годы в мире опробована лишь в одной конфликтной ситуации — в провинции Квебек (Канада). Там подготовка к референдуму потребовала значительного времени и пропагандистских усилий со стороны юнионистов, а сам опрос стал возможным после легитимного прихода к власти в провинции партии националистов. В других регионах мира, а также собственно в Европе, этот опыт развития не получил.
«Международное сообщество, — признала К. Малфлит, — подходит к данной проблеме скорее двусмысленно, поскольку оно дорожит государственным суверенитетом, принципом территориальной целостности и принципом невмешательства во внутригосударственные конфликты, подчеркивая в то же время право народов на самоопределение».
Принцип признания права народов на самоопределение нередко противопоставлялся принципу территориальной целостности государств. В этой связи следует заметить, что в Уставе ООН отсутствует понятие «территориальная целостность». В нем речь идет о «территориальной неприкосновенности».
Термин «территориальная целостность государств» вошел в обиход международных отношений с принятием Генеральной Ассамблеей ООН в 1970 году резолюции 2625 (XXV), содержащей Декларацию «О принципах международного права, касающихся дружественных отношений и сотрудничества в соответствии с Уставом ООН». Подтвердив провозглашенное Уставом ООН равноправие и право народов на самоопределение, другие, изложенные в названных международных документах принципы, Декларация провозгласила: «Ничто… не должно истолковываться как санкционирующее или поощряющее любые действия, которые вели бы к расчленению или частичному или полному нарушению территориальной целостности или политического единства суверенных и независимых государств, соблюдающих в своих действиях принцип равноправия и самоопределения народов, имеющих правительства, представляющие без различия расы, вероисповедания или цвета кожи весь народ, проживающий на данной территории».
В борьбе за суверенитет стороны зачастую используют нелегитимные методы, которые дают основания квалифицировать соответствующую деятельность как сепаратизм. С точки зрения социально-политической сущности, «сепаратизм — это требование суверенитета и независимости для этнически обозначенной территории. Это требование направлено против государственной власти страны проживания». B российском законодательстве нет определения сепаратизма, что затрудняет пресечение его в рамках правового поля. Вместе с тем, ориентиром для выработки и закрепления в российских нормативно-правовых актах определения «сепаратизм» может стать Шанхайская Конвенция о борьбе с терроризмом, сепаратизмом и экстремизмом от 15.06.2001 года. Под «сепаратизмом» в ней понимается деяние, направленное на нарушение территориальной целостности государства, в том числе на отделение от него части территории, или дезинтеграцию государства, совершаемое насильственным путем, а равно планирование и подготовка такого деяния, пособничество его совершению, подстрекательство к нему».
Практика показывает, что хаос и кровопролитие — это результат действий государственно-бюрократических структур и лидеров национально-политических движений, противоречащих нормам международного права, подрывающих возможности демократического развития. Локальные конфликты на этнической основе стали непосредственной угрозой миру; их источник — не право народов на самоопределение, а попытки неправовой реализации этого права, силовое противодействие его осуществлению.
Фактически провозглашенный дудаевским режимом суверенитет Чечни и ее выход из состава Российской Федерации не основывались на свободном волеизъявлении всех граждан республики, были реализованы без учета интересов других народов, населявших в 1991 году Чечено-Ингушскую АССР, прежде всего русского и ингушского населения, составлявших значительную (около 40 %) часть населения.