Обвиняется в убийстве
Шрифт:
Вопрос: Вы обращались к медику за консультацией в августе 1975 года?
Ответ: Да, обращалась.
Вопрос: Значит, когда вы сказали "нет", вы просто забыли об этой консультации, не так ли?
Басе медлила с ответом. Когда Хейнс повторил вопрос, хотя и в другой формулировке, все подумали, что она вот-вот опять расплачется.
Вопрос: Правда заключается в том, что вы отнюдь об этом не забыли. Вы просто решили, что об этом никто не узнает. Я правильно говорю?
Ответ: Нет, это не так.
Вопрос:
Ответ: Да.
Вопрос: Таким образом, в журнале стоит имя вашей сестры, не так ли?
Ответ: Да.
Вопрос: И после того, как [на том же заседании] с показаниями выступила Присцилла Ли Дэвис, она рассказала вам, что ее тоже спрашивали об этом и что она солгала. Это так?
Ответ: Нет, не так.
Вопрос: И вы хотели было снова забыть об этом инциденте, но вчера вдруг узнали, что суду были представлены выдержки из записей в журнале, разве не так?
Ответ: Нет, мистер Хейнс. Все это не так! Я уже сказала вам, что просто хотела поскорей забыть об этом и действительно забыла.
Бев Басе готова была снова расплакаться, но на этот раз Хейнсу уже было все равно — больше у него к ней вопросов не было.
Допрос свидетелей продолжался уже 35 дней, не считая уикендов, праздников и других перерывов. В течение всего этого времени защита методически обрабатывала присяжных, умело построив допрос лучших свидетелей, имевшихся в арсенале обвинения; Хейнс решил, что уже заслужил стаканчик-другой, хотя особой необходимости в этом и не чувствовал: то, чего он успел добиться, и без того подняло ему настроение. Он был уверен, что защите удалось "выбить из седла" двух из трех свидетелей обвинения. Во всяком случае, он этого добьется, когда начнет вызывать в суд собственных свидетелей. Он не был уверен лишь в отношении Бев Басе. Если уж она сама не дискредитировала себя в глазах присяжных, то он сделать это, пожалуй, будет уже не в состоянии. Окружной прокурор, конечно же, вовсю расписывает газетчикам, какой прекрасной свидетельницей оказалась Басе. Как ни горько было Хейнсу сознаваться в этом, но он понимал, что прокурор был прав. Теперь уже стало очевидным, что показания Бев Басе не подтвердили версию защиты о сговоре между нею и Присциллой.
Хейнс, однако, был вовсе не намерен отказываться от нее вообще. Ведь ему не нужно было ничего доказывать. Единственное, что он должен был сделать, — это заронить у присяжных сомнение. А это само сыграет свою роль, когда наступит момент решать, испытывают ли они "разумные сомнения" в виновности подсудимого. Хейнс из собственного опыта знал, что присяжные могут верить в то, что Басе говорила правду, и одновременно считать, что она вступила в сговор с целью свалить всю вину на Каллена. Одно было несомненно: присяжные отметили преданность Басе Присцилле и ее открытую враждебность к Каллену. Именно этого и добивался Хейнс. Он хотел, чтобы такое впечатление сохранилось у присяжных и к тому моменту, когда придет время выносить вердикт.
На следующее утро обвинение приступило к допросу охранника Джона Смедли, и Хейнс, Бэрлсон и Майк Гибсон стали готовиться к очередному неприятному для них эпизоду. Как они и предполагали, Смедли полностью подтвердил все, что сказала Басе. Самым сокрушительным для них ударом было то, что Доулен разрешил Смедли повторить в присутствии присяжных все сказанное Басе сразу же после преступления. Она сказала ему тогда: "Это был Кал лен. Это он стрелял. Я сама видела его мерзкую, отвратительную рожу. Он хочет убить и меня. Он гнался за мной всю дорогу". После этого у защиты не оставалось никаких шансов опровергнуть показания Смедли.
Больше всего, однако, защиту беспокоил следующий свидетель обвинения — Джим Слотер, специалист по отпечаткам пальцев из полицейского управления Форт-Уэрта. С самого начала обвинение признало, что ни один из отпечатков пальцев, снятых в доме № 4200 на Мокингберд, не соответствовал отпечаткам пальцев Каллена Дэвиса. Но пока еще никто ничего не сказал об отпечатке ладони. У защиты имелись сведения о том, что обвинение готовит сенсационное заявление о возможности вполне определенно установить, кому принадлежит кровавый отпечаток ладони, оставленный на наружной стороне двери, ведущей в подвальные помещения. Собственный специалист защиты тщательно изучил это пятно, но не смог найти сходство ни с одним из других обнаруженных там отпечатков. Судя по заявлениям обвинения, ему, по-видимому, все же удалось идентифицировать этот отпечаток. Джо Шэннон сказал: "Мы считаем это чрезвычайно важным". Когда репортеры спросили Хейнса, не может ли он пролить свет на происхождение этого загадочного отпечатка, тот ответил: "Можете с кем угодно побиться об заклад, что этот отпечаток не принадлежит Каллену Дэвису. Если сделаете ставку побольше, выиграете немало". Но, говоря это, Хейнс понимал, что, возможно, выдает желаемое за действительное.
На следующий день в течение большей части утреннего заседания Хейнс пытался поставить под вопрос квалификацию Джима Слотера как специалиста по опознанию отпечатков ладони, но судья Доулен его не поддержал.
"У нас было препаршивое настроение, когда они приступили к допросу Слотера, — признался впоследствии Фил Бэрлсон. — Даже если бы он просто подтвердил возможность принадлежности этого отпечатка Каллену, мы попали бы в весьма незавидное положение". Но получилось так, что загадочное происхождение отпечатка выяснилось так же неожиданно, как и появилось.
Вопрос: У вас есть какое-либо мнение относительно принадлежности этого отпечатка?
Ответ: Да, есть.
Вопрос: И каково же это мнение?
Ответ: Отпечаток принадлежит Орилии Купер. По лицу Каллена Дэвиса, как всегда, нельзя было прочесть ничего, но Бэрлсон все же не удержался и, вздохнув с облегчением, нервно поправил галстук. Орилия Купер работала экономкой в доме № 4200 на Мокингберд. То, что считалось "кровавым отпечатком ладони", на самом деле оказалось старым отпечатком, снятым с испачканной кровью двери. Этот отпечаток мог появиться там еще за несколько дней до убийства. Позже Марвин Коллинс объяснил все это так: "Мы подняли этот вопрос исключительно из-за того, что об этом отпечатке уже говорилось в присутствии присяжных, и поэтому сочли необходимым объяснить его происхождение. Я и не думал, что это вызовет у защиты такую нервозность. Когда же мы это поняли, то постарались как-то этим воспользоваться".
Обвинение завершало допрос своих свидетелей, и приближалось время, когда должна была наступить очередь защиты. Оставалось допросить лишь двух свидетелей обвинения — Феликса Гвоздзя, врача из округа Таррент, который производил вскрытие трупов Стэна Фарра и Андрии Уилборн, и Фрэнка Шиллера, директора лаборатории криминалистики в Форт-Уэрте, на которого была возложена весьма ответственная миссия — объяснить происхождение и причастность к делу всех вещественных доказательств. В конечном итоге смысл работы Шиллера состоял в том, чтобы подтвердить обоснованность выдвинутого обвинения на основании косвенной улики, а именно: доказать, что пуля, которой была убита Андрия Уилборн, была выпущена из того же пистолета, из которого был убит Стэн Фарр.