Объятия дьявола
Шрифт:
— Пусть он вечно гниет в аду, — медленно выговорила она.
— Кто? — охнул граф, садясь.
Касси моргнула и уставилась в какую-то точку за плечом графа.
— Там был пятый.., их главарь. Жозеф лежал без сознания, и я считала, что он мертв. Когда я умоляла этого человека позаботиться о нем, тот ответил: “Пусть он вечно гниет в аду”.
— Так Жозеф не видел его?
— Нет, он пришел позже. — Образ неизвестного расплывался перед глазами. — Он чем-то отличался от остальных.., и не насиловал меня. Но именно этот, пятый, приказал
— Чем он отличался, сага? — спросил граф, вынуждая себя говорить как можно спокойнее. Касси беспомощно покачала головой:
— Не знаю.., не могу вспомнить.
— Это не имеет значения, Касси, — мягко шепнул граф.
— Жозеф сказал, что ты убил двоих, Джулио и Джакомо.
Касси вспомнила серое от боли лицо корсиканца. Граф принес ее в спальню Жозефа и даже оставил их на несколько минут наедине.
— Что еще Жозеф говорил тебе?
— Что эти люди — bravi. У каждого татуировка на руке — змея, обвившая меч.
Широко раскрытые синие глаза с недоумением уставились на графа.
— Но кому понадобилось убивать нас?
— Не знаю, Кассандра, но обязательно найду остальных и добьюсь признания, — пообещал граф и, слегка улыбнувшись, добавил:
— Кажется, Жозеф — настоящий кладезь сведений.
— Он выживет?
— Не знаю, Кассандра. Жозеф уже не молод, а рана тяжелая.
Касси поскорее отвернулась, чтобы скрыть готовые хлынуть слезы. Граф погладил ее по голове:
— Может, попробуешь заснуть, сага? Но ядовитая горечь внезапно затопила сердце. Касси, задохнувшись, пробормотала:
— Ребенок. Я потеряла ребенка.
Энтони судорожно прикусил губу, боясь выплеснуть бессильную злобу на тех, кто осмелился сделать такое с женщиной, которую он любил.
— Кассандра, послушай, — с трудом выговорил он наконец. — Мне жаль наше дитя, но ты для меня важнее всего на свете. Пожалуйста, поверь мне и забудь о своей несуществующей вине. Главное — ты жива, и я люблю тебя. Остальное не имеет значения.
Одинокая прозрачная капля сорвалась с ее ресниц и поползла по щеке. Энтони быстро смахнул ее.
— Подумай, сага, — пошутил он, — как только ты поправишься, снова сможешь в любую минуту дать мне нагоняй, если посчитаешь, что я становлюсь невыносимым тираном.
Касси проглотила слезы и вынудила себя улыбнуться.
— Ты всегда будешь тираном, — прошептала она, уткнувшись носом ему в ладонь.
На следующее утро синьор Биссоне, уставший и угрюмый после очередного визита к Жозефу, постучал в дверь спальни, где граф сидел подле Касси. Накануне вечером доктору пришлось покинуть виллу, чтобы принять роды у Катерины Пизани. Дав жизнь маленькому сыну, женщина умерла на рассвете от потери крови.
— Просто поразительно, — пробормотал он, покачивая головой, — почему Господь в своей бесконечной милости предпочел загасить жизнь девятнадцатилетней девочки.
— А Жозеф? — резко спросил граф. Синьор Биссоне извинился за свою невольную бестактность и печально нахмурился:
— Милорд, будь он молод и здоров, его лихорадка тревожила бы меня меньше. Я, конечно, удалил гной из раны. Но у корсиканца не было времени восстановить силы. Он стар, ваша светлость.
— Что вы хотите этим сказать? — нетерпеливо спросил граф.
— Он не выживет.
— Нет! Этого не может быть! Касси вскочила, прижимая к себе одеяло, и лихорадочно затрясла головой:
— А я говорю, он поправится! Я сама стану ухаживать за ним! У него сильная воля, он не позволит лихорадке убить себя, когда даже эти негодяи не смогли его прикончить!
Задохнувшись от возмущения, она замолчала. Доктор с каким-то странным выражением уставился на нее.
— Ты говоришь по-английски, Кассандра.
— Простите, — промямлила она.
— Синьорина говорит, что при надлежащем уходе Жозеф может поправиться.
Синьор Биссоне осторожно поставил на стол хрустальный бокал и отвесил поклон графу.
— Вполне возможно, ваша светлость, — сухо заметил он. — Я велел этой женщине — Марине поить его отварами. Если ему станет хуже, я, конечно, немедленно вернусь. Но так или иначе, сегодня вечером я снова его осмотрю.
— Только вечером?!
Доктор мрачно воззрился на молодую женщину. Он не знал, кем она доводится графу, но, по-видимому, придется проявить снисходительность, хотя бы из-за состояния несчастной. Слишком много ей пришлось пережить!
— Боюсь, в этом случае медицина бессильна, синьорина.
— А я боюсь, ваше отношение к больному не имеет ничего общего с медициной.
Граф заметил, как врач оскорбленно поджал губы, и поспешил вмешаться.
— Я знаю, вы делаете все, что можно, — вкрадчиво начал он. — Мой лакей, Скарджилл, обладает немалым опытом в лечении подобных лихорадок. Благодарю вас, синьор, за помощь.
После ухода доктора граф обернулся к Касси, намереваясь сделать ей выговор, но, увидев ее потрясенное лицо, тотчас же прикусил язык.
— Пожалуйста, отнеси меня в комнату Жозефа, — попросила она.
Граф завернул ее в тяжелое одеяло и осторожно поднял на руки. Несколько часов спустя, когда Жозеф наконец впал в беспокойный сон, Энтони отнес Касси назад.
— Не хочу, чтобы ты переутомлялась, малышка. Тебе пора немного отдохнуть.
И отвечая на ее невысказанный вопрос, кивнул:
— Я останусь с ним.
Граф взглянул на часы, стоявшие в комнате Жозефа. Было четыре утра, и Кассандра наконец задремала.
Энтони всмотрелся в лицо корсиканца. Раненый неровно, тяжело дышал. Впалые щеки горели от жара. Сухая, сморщенная кожа напоминала пергамент. Граф впервые осознал, что Жозеф действительно старик. Он и без доктора понимал, что корсиканцу не протянуть долго. Горло сжала спазма, глаза подозрительно защипало. Энтони взял бессильно повисшую руку Жозефа и еле слышно сказал спящему: