Объятия незнакомца
Шрифт:
Приглашение, заставившее его сердце замереть.
Он вошел в библиотеку – или, скорее, в комнату, отведенную под библиотеку. Сейчас здесь стоял лишь письменный стол Саксона, древний и бесконечно любимый им, кожаное кресло, да несколько ящиков с книгами. Он зажег лампу и, нащупывая в кармане жилета очки, взял одну из брошенных на столе газет.
Опустившись в кресло, он развернул газету и надел очки. Среди военных сводок и сообщений о несчастных случаях, мелким шрифтом были набраны те самые слова, которые
Слова, приведшие его на тайную встречу в район Южных доков.
Сударь, если Вы не желаете допустить повторения того, что случилось с Вашим братом и его судном, приходите в таверну «Ястреба и воробья» на Бишопгейт-стрит в назначенные ранее день и час.
Только на этот раз ниже было написано:
Девушку оставьте в безопасном месте. Если не доверяете мне, можете взять с собой товарищей, но обязательно приходите.
И на этот раз внизу стояла подпись. Всего одна буква.
В.
Вульф.
Макс свернул газету и сунул ее в кипу старых газет на столе.
Ловушка. Так подсказывал ему инстинкт, обострившийся за эти недели.
Однако чертовски странная ловушка.
Девушку оставьте в безопасном месте. Если это так и Вульф работает на французов, то почему он не требует привести туда Мари? Ведь сам по себе Макс им ни к чему.
Они, конечно, могут убить его, но какой им с этого прок?
С другой стороны, если Вульф не предатель, то почему он вызывает его столь открыто, через газету, когда его коллега Флеминг легко поймет смысл этого приглашения?
Единственное объяснение, которое смог найти этому Макс, выглядело довольно мрачно: Вульф решился прибегнуть к помощи газеты только потому, что опасность слишком велика. И у него нет выбора. Нет иного способа предупредить Макса. Он не знает, по какому адресу можно было бы отправить более приватное приглашение.
Сняв очки, Макс потер усталые глаза и откинул голову на мягкую кожаную спинку.
Если не доверяете мне, можете взять с собой товарищей, но обязательно приходите.
Либо это дьявольская уловка, либо отчаянная попытка спасти ему жизнь.
Так что же это? Макс терялся в догадках. Времени на раздумья не оставалось. Прошлое их свидание произошло во вторник в два ночи.
Сейчас пока понедельник.
Почти одиннадцать ночи.
Но он уже решил, что пойдет.
Он выпрямился в кресле, надел очки и, выдвинув ящик стола, пошарил в нем рукой. Весь день он размышлял о том, следует ли ему обратиться за помощью к братьям. И в конце концов решил, что не может рисковать их жизнями. Эту опасность он должен принять, на себя. В конце концов, это он несколько недель назад ввязался в эту игру.
И он же так или иначе покончит с ней. Сегодня же.
Об этом-то он и говорил с охранниками. Двоих он возьмет с собой, остальные
При мысли о ней у него запершило в горле. Он вспомнил ее, доверчиво к безмятежно спавшую в его постели.
Невинная душа, попавшаяся в сети интриганов.
Он вынул из ящика стопку бумаги, перо с чернильницей, воск. Это последнее, что он обязан сделать перед уходом. Потому что может так случиться, что он никогда больше не увидит ее.
А если увидит, то в сопровождении людей из британской разведки, и тогда должен будет объяснить ей наконец, кто он такой, что он сделал и почему.
Каким бы ни был исход, у него уже не будет возможности сказать ей о том, что случившееся между ними было правдой, что чувства, о которых он ей говорил, это вовсе не ложь и не коварный замысел, что они искренни в глубоки.
Нужно, чтобы она знала это. Он должен сказать ей, к сказать так, чтобы она поверила. Пусть он пока не откроет ей своего истинного лица – ведь она может прочесть письмо до его возвращения, – но зато он расскажет ей о своих чувствах.
Несколько мгновений, которые показались ему мгновениями предсмертной агонии, он смотрел на чистый лист, а затем начал писать.
Мари! Милая, любимая моя!
Он остановился. Немного подумала, зачеркнул их, скомкал лист и взял другой.
И опять смотрел он на чистый лист, белевший перед ним на столе.
Проклятье! Писать любовные письма оказывалось делом многотрудным.
После нескольких неудавшихся попыток он сказал себе, что пора перестать думать, а только чувствовать. Нужно просто прочувствовать, что значит она для него, что внесла она в его жизнь.
И слова пришли сами собой.
Дорогая моя, – начал он, – я знаю, что ты должна чувствовать в эту минуту, но прошу тебя, – не откладывай это письмо в сторону, дочитай его до конца. Любовь моя, мне так многое нужно тебе сказать, а выдастся ли мне еще когда-нибудь такая возможность, Бог весть...
Он писал его час. Собрав листы, сложил их в конверт я дрожащими руками поднес серебряное блюдце с воском ж пламени. Взбудораженный только что пережитыми чувствами, нахлынувшими воспоминаниями, он не слышал, как отворилась дверь, не замечал чужого присутствия, пока рука не легла ему на плечо.
Он вздрогнул и замер.
– Я знала, что найду тебя здесь, – сказала Мари, обойдя кресло и остановившись сбоку.
Секунду он сидел в оцепенении, а затем завершил начатое: поставил блюдце с воском на стол, обмакнул в него железную печать с фамильным гербом д'Авенантов и скрепил ею конверт.
– И как же ты догадалась, что я здесь? – как можно более непринужденно спросил он.
– Книги, – с улыбкой проговорила она. Облаченная только в ночную сорочку, она присела на край стола.