Объятия незнакомца
Шрифт:
Глава 1
Франция. 1759 год
Произошла ошибка. Очень серьезная ошибка. Мари Николь ле Бон надеялась лишь на то, что ошиблась не она.
Лунный свет лился в окна бального зала. Он мерцал в хрустальных подвесках люстр, накатывался незвучными волнами в золоченые зеркала на противоположной от окон стене и расплескивался мелкой рябью по стеклу кувшинов, колб и воронок, во множестве и беспорядке загромоздивших старые массивные столы красного дерева.
Мари, закатав
Она склонилась над деревянным ящиком с тоненькими ростками пшеницы, утопавшими в лужицах дождевой воды. Но не к ним был прикован ее взгляд, а к рассыпанной на почве порошкообразной массе. Среди нескольких красных и желтых гранул фосфора, смешанных с золой и морской солью, она мгновенно разглядела серые гранулы нового, не известного еще никому элемента, того самого, который она получила, выщелачивая воду через древесную золу. Она думала, что ее открытие явится чудесным избавлением, но... если месье Кузино прав, оно обернулось бедой.
Страшной бедой.
На лбу выступила испарина. Мари убрала с лица прядь темных волос и посмотрела в увеличительное стекло. Едва дыша, она не ощущала знакомых запахов серы, уксуса, органических кислот. Она ждала.
Нет, этого не может быть. Кузино ошибся. Скорее всего, проводя полевые испытания, он не до конца следовал ее инструкциям.
Резкий звук, раздавшийся в другом конце зала, заставил ее вздрогнуть. Она выронила стекло, обернулась – и тут же рассердилась на себя: это был всего лишь скрип дверей, тяжелых резных дверей, что вели в бальный зал.
– Мари! – Голос младшей сестры гулко прорезал огромное пространство. – Ты когда-нибудь ляжешь спать?
Мари глубоко вдохнула, пытаясь унять учащенно забившееся сердце, и снова сосредоточилась на эксперименте.
– Вероника, тебе не стоит входить сюда. Это небезопасно.
Мари не отрываясь смотрела на серое вещество, выискивая хоть какие-то изменения в нем, – и не находила.
– Ты знаешь, что уже далеко за полночь?
– Я скоро закончу.
– Скоро – это когда?
Вероника вошла в зал и начала пробираться между многочисленными ящиками с побегами пшеницы, стоявшими на полу.
– Где-то через час. – Мари встревоженно взглянула на сестру. – Стой! Не смей подходить сюда. Повторяю, это опасно.
– Скажите, пожалуйста! – Вероника нахмурила бровки, мило сморщилась – впрочем, что бы она ни делала, все у нее получалось мило – и на цыпочках пробралась к софе, придвинутой к стене в дальнем конце зала. – Можно поду мать, это не я, а кто-то другой столько раз палил себе волосы, обжигал пальцы или покрывался жуткой сыпью. Мне твои эксперименты уже не страшны.
– Этот эксперимент не похож на другие. Я не хочу, чтобы ты помогала. Иди спать, – сказала Мари и, немного помолчав, добавила: – Пожалуйста.
– Ну уж нет, я не уйду. Хотя могу пообещать, что буду сидеть здесь, на почтительном расстоянии.
Вероника сгребла в кучу брошенные на софе выпуски «Философских тетрадей» и, запахнувшись поплотнее в поношенный пеньюар, забралась с ногами на старую, выцветшую дамастовую обивку.
– Должна же я проследить, чтобы ты хоть раз в неделю легла спать до рассвета, – заявила она так, словно не она, а Мари была младшей сестрой.
Встретив хорошо знакомый упрямый взгляд, Мари поняла, что спорить бесполезно, она лишь потеряет драгоценное время.
– Ладно, – нехотя произнесла она. – Сиди там и не сходи с места.
Она вновь склонилась над ящиком и, осторожно плеснув на почву пригоршню воды, затаила дыхание, следя за тем, как земля медленно впитывает в себя воду.
Серая субстанция намокла. И только.
Итак, новое соединение реагирует на воду так, как она и ожидала. Так, как оно реагировало раньше в сотне других экспериментов.
Но если дело не в нем, то почему первая полевая проба оказалась столь неудачной? Почему?
Этот вопрос мучил ее весь последний месяц, с того самого дня, когда Кузино, местный фермер, пришел к ней и гневно поведал о результатах ее опытов.
Ее волшебная смесь – удобрение, над которым она работала три долгих года и которое должно было положить конец неурожаям и страшному голоду, постигшему Францию, – эта смесь вызвала возгорание пшеницы во время проливного дождя.
Мари нахмурилась, задумчиво глядя в ящик с пшеничными ростками. Это невозможно. Невероятно. Ведь она тщательно проверила свое изобретение – сначала в лаборатории, а потом в собственном садике рядом с усадьбой. Пшеница и рожь буйно колосились, горошек, кабачки, цветная капуста и фасоль наливались соками – и все это благодаря удобрению. И вода ни разу не причинила ее культурам никакого вреда.
Целый месяц она была занята тем, что воспроизводила полевые условия здесь, в масштабах гораздо меньших, а значит, менее опасных. Она использовала почву и пшеничные побеги, взятые с полей месье Кузино. Она проверила их, вылив на них море воды, холодной и горячей, она купала их под мелким дождичком и под ливнем, топила побеги в лужицах. Но смесь никак не реагировала на воду.
От этого можно сойти с ума. Почему полевые испытания прошли так неудачно? Почему?
Каким образом дождь мог вызвать возгорание?
Мари придвинула стул и тяжело опустилась на мягкое сиденье, ощущая напряжение и ноющую боль в каждом мускуле тела. В желудке урчало. Она попыталась вспомнить, когда ела в последний раз. Впрочем, до еды ли ей сейчас?
Потерев воспаленные глаза, она положила руки на стол и оперлась на них подбородком. Ее взгляд был обращен на рассыпанный по почве серый порошок. Она смотрела на него в надежде получить наконец ответ на мучительный вопрос.
Может быть, дело не в воде? Может, виновата почва? Или жара? Или здесь несколько причин?