Объятия незнакомца
Шрифт:
– Макс? – спросила она. – Куда ты уходишь?
– Пока не знаю, – пробормотал он. – Возможно, к женщине, которая не задает слишком много вопросов.
Лизетта почувствовала себя так, будто он ударил ее. Он собирался посетить свою любовницу? Среди бела дня? Сердце ее запрыгало в груди, и ей захотелось ударить его по физиономии.
– Как неосторожно с твоей стороны, – язвительно сказала она. – Надеюсь, у тебя хватит такта не оставлять карету у ее дома.
Он печально засмеялся, направляясь к входной двери.
– Беспокоишься о моей репутации? Или о своей?
– А кто в этом виноват? – спросила она, сжав кулаки в бессильном гневе, когда он ушел, ничего не ответив.
Вопреки своему обещанию Макс ничего не сделал, чтобы смягчить негодование Берти по поводу украденного арбуза, и потому близнецы вынуждены были сделать стыдливое признание. Лизетта пыталась ходатайствовать от их имени и рассказать о своем участии, но Жюстин прервал ее своими извинениями и вытолкал Лизетту из кухни, в то время как Филипп заламывал руки перед поварихой. Наконец, глядя на две пары умоляющих глаз и на выражение искреннего раскаяния на лицах близнецов, Берти смягчилась, и в доме воцарилось спокойствие.
Во время обеда Лизетта была очень расстроена и не могла есть. Она лениво ковыряла вилкой в своей тарелке, поглядывая на пустое кресло во главе стола. Чувствуя, что она чрезвычайно огорчена, домашние старались беседовать с особым воодушевлением, обмениваясь замечаниями и обращаясь к ней с некоторыми вопросами. Живя в одном доме, они не могли ничем помочь, хотя знали об отношениях между новобрачными.
К своему несчастью, Лизетта однажды стала невольной свидетельницей разговора между Бернаром и Александром, когда они наслаждались вином и сигарами в одной из гостиных после обеда. Направляясь туда в поисках своего шитья, оставленного там, Лизетта услышала низкие голоса братьев через полуприкрытую дверь и остановилась, уловив свое имя.
– Мне жаль Лизетту, но я ничем не могу ей помочь, – беззаботно говорил Александр. – Проблема в том, что она еще слишком молода и ни черта не понимает в любовных делах.
Голос Бернара был более спокойным и рассудительным:
– Я бы не сказал, что проблема заключается именно в этом, Алекс. При всей своей молодости она умнее и образованнее большинства женщин в Новом Орлеане…
– С каких это пор, – сухо спросил Алекс, – в женщинах стал цениться ум? Я, например, никогда не обращал на это внимания!
– Вот почему я никогда не одобрял твой вкус при выборе женщин.
Алекс усмехнулся:
– А что ты думаешь, мой просвещенный брат, относительно неспособности Лизетты удержать Максимилиана дома ночью?
– Мое мнение таково. – Последовала некоторая пауза. – Она не похожа на Корин.
– Прости, но я думаю, это положительно характеризует Лизетту. Корин была шлюхой и законченной…
– Да, – согласился Бернар. – Но она также была самой красивой женщиной в Новом Орлеане.
– О, я бы сказал, что Лизетта тоже очень красива.
– Но по-своему. Корин была… необычайно притягательна. Ни одна женщина не могла сравниться с ней. Именно так считал Макс.
– По-видимому, на тебя она не производила особого впечатления, – медленно произнес Александр. – Я никогда не видел, чтобы она оказывала на тебя какое-то воздействие.
– Она действовала
– Может быть, – с сомнением ответил Александр. – А что касается новой жены, как ты думаешь, Макс когда-нибудь придет к ней в спальню, чтобы… оценить ее?
– Вполне вероятно, он скоро переспит с ней. Но любовь? Такие, как Макс, способны любить только раз. Лучшее, на, что мы можем надеяться относительно нашей маленькой невестки, это то, что он не станет подавлять и запугивать ее, как это часто бывает, когда сильная натура соединяется с более слабой.
Лизетта вернулась в холл, щеки ее сделались красными. Чувство обиды смешалось с гневом. Она непроизвольно подняла руку к волосам – непокорным рыжим волосам, которые доставляли ей столько неприятностей в детстве и придавали ей ужасный вид, когда она краснела. У Корин были гладкие темные волосы, которые очень ценились среди креолов. Корин, должно быть, флиртовала с мужчинами, которые восхищались ею, и очаровывала их своей красотой. Как могла Лизетта сравниться со своей предшественницей!
– Но Макс хочет меня, – прошептала Лизетта самой себе. – Он хочет, а я… – Поглощенная своими мыслями, она остановилась и прислонилась к стене, решительно сжав губы. Она докажет, что новая жена Макса тверже, чем Волераны думают о ней. Она станет женой Макса во всех отношениях. Мысль о том, что в этот момент он находится у Мириам, была невыносимой. Лизетта решительно пообещала себе, что научится всему необходимому, чтобы доставить мужу удовольствие и чтобы он оставил свою любовницу. Пора стать настоящей женой!
Лизетта почувствовала чье-то присутствие позади себя. Обернувшись, она хотела было произнести имя, но губы ее замерли, когда она увидела, что там никого нет. Хотя холл был мягко освещен, ей показалось, что она стоит в темноте. Казалось, прошлое, о котором она так мало знала, превратилось позади нее в пропасть. Она почти чувствовала мрачную, надменную улыбку Корин, как будто та имела вечное право на Макса, которое Лизетта никогда не сможет отвоевать.
Макс вернулся домой в два часа ночи, внеся с собой шум дождя и грохот грома, когда открывал и закрывал входную дверь. Проливной дождь начался рано вечером, прогнав гнетущую жару и охладив перегревшиеся топи и болота Луизианы. Ливень превратил улицы и дороги в непроходимую для лошадей, а тем более колес экипажей грязь.
Макс прищурился, вглядываясь в дремлющий полумрак дома, и губы его скривились, когда он подумал о жене, мирно спящей наверху. Ночи не приносили ему отдохновения, он только мучился, беспокойно мечась и ворочаясь. Макс осторожно двинулся по изогнутой лестнице, как человек, который в этот вечер не раз прикладывался к стакану.
С его волос и одежды на ковер капала вода. Это доставляло ему некоторое удовольствие, так как он знал, что завтра утром Ноэлайн будет сердиться, увидев грязные следы сапог, но не осмелится что-либо сказать. Никто в этом доме не мог сделать ему выговор, за исключением Ирэн; но даже она последнее время помалкивала. Мать всегда вела себя так, когда у него было плохое настроение. Вся семья, включая слуг, не трогала его, зная по опыту, что в такие моменты неразумно перечить ему.