Обязан выжить
Шрифт:
На маленьких станциях поезд останавливался, толпа пассажиров металась по перрону, отыскивая кипяток, начальника станции или еще кого, и весь этот «гармидер» продолжался без перерыва до тех пор, пока не ударял станционный колокол. Тогда поезд под рев гудка и шипение пара трогался с места, чтобы ехать дальше, и снова за окнами ползла все та же безрадостная картина всеобщего разорения.
Забившись в самый угол обшарпанного купе, Викентий Георгиевич молча смотрел в окно. Заношенный пиджак и сбившиеся от неспокойного сна волосы придавали ему довольно жалкий вид, но так
Однако ближе к вечеру, когда поезд был уже в районе старой границы, Викентий Георгиевич поднялся, протиснулся между корзин, мешков и прочего скарба в самый конец вагона и заглянул в служебное купе.
— Скажите, — обратился он к проводнику, — это правда, что дальше пассажиров будет несколько меньше?
— Пассажиров? — пожилой железнодорожник оценивающе посмотрел на измученного старика. — Это смотря каких… Каких больше будет, а каких и меньше…
— Так все-таки каких меньше?
Уловив по интонации, что вопрос задан не из праздного любопытства, проводник сразу перешел на деловой тон.
— В купейном местечко найти можно или в мягком…
— А что, тут есть и мягкий? — приятно удивился Викентий Георгиевич.
— А чего ж ему не быть? Только пыли в ем, страсть, скоко не чисти…
— Но, я надеюсь, там тише? Не так, как здесь?
— Конечно, — охотно подтвердил проводник и намекнул: — Только, само собой, цена там другая…
— Я доплачу, — Викентий Георгиевич вытянул из кармана две красных тридцатки. — Хватит?
— Да что вы, что вы, вполне… Я и то смотрю, чего человеку маяться в гаме этом…
Проводник мгновенно сделался любезным, натянул форменную фуражку и перешел к делу.
— Пойдемте, я провожу вас и все устрою. Багажа-то у вас сколько мест?
— Два. Чемодан и дорожный баул.
Мягкий вагон оказался полупустым. По крайней мере, пока проводники договаривались между собой, пока переносили вещи и выбирали купе, в коридоре не встретилось ни одного пассажира. То ли они уже легли спать, то ли вообще посходили, это было несущественно. Главным было то, что Викентий Георгиевич из переполненного, пахнувшего портянками и грязью вагона перебрался в абсолютно свободное купе и теперь мог насладиться покоем.
Вагон плавно покачивался, ритмичный стук колес, который был здесь намного тише, как таковой почти не воспринимался и вместе со слабым поскрипыванием всяких железнодорожных причиндалов создавал своеобразный звуковой фон, который отнюдь не раздражал, а, наоборот, успокаивал и вызывал разные приятные мысли.
Сидя на мягком, обитом синим бархатом диване, Викентий Георгиевич наслаждался, до тех пор пока не послышался осторожный стук и в дверях не возник новый проводник, державший в руках стопку белья. Викентий Георгиевич посмотрел на него и похоже, в этом взгляде было что-то такое, что, несмотря на весьма непрезентабельный вид пассажира, заставило вошедшего вежливо предложить:
— Разрешите? Постельку застелить…
—
— Благодарствую, — проводник спрятал деньги и весьма сочувственно заметил: — Намаялись, небось, за дорогу?
— Возраст… — вздохнул Викентий Георгиевич.
— Оно, конечно, зато теперь отдохнете, — провод ник задержал взгляд на вещах, поставленных прямо на пол, и рассудительно сказал: — Добротный чемоданчик, добротный… И старый, и сносу нет… Чаю хотите?
— Чаю? — переспросил Викентий Георгиевич, но именно в этот момент вагон слегка качнулся, двери с вмонтированным в них зеркалом сдвинулись, и он, увидев собственное отражение, никак не соответствовавшее богато отделанному купе, с кривой усмешкой дернул себя за бороду. — Чаю, конечно, можно, но, знаете, голубчик, меня встречать будут, а я зарос вот…
— Понимаю… — Проводник вежливо поклонился. — Я вам кипяточку крутого принесу. И мыло у меня есть хорошее. Вот вы прямо тут не спеша и брейтесь. А потом уже чаю…
— Замечательно! — согласился Викентий Георгиевич и, подождав, пока проводник выйдет, принялся расстегивать ремни своего чемодана…
Примерно через полчаса на откидном столике ритмично вздрагивал в такт движению стакан с кипятком, рядом лежала бритва, а из розовой пластмассовой чашечки выглядывал помазок. На полке громоздился открытый кожаный чемодан, и Викентий Георгиевич, который только что кончил бриться, что-то в нем перекладывал.
Теперь, глядя на него, можно было подумать, что это совсем другой человек. Растрепанная борода бесследно исчезла, а на чисто выбритом лице остались только фасонистые усики, отчего сам Викентий Георгиевич стал выглядеть достаточно моложаво, и никто сейчас не сказал бы, что это именно тот старик, который час назад теснился в углу переполненного вагона.
Тем временем Викентий Георгиевич протер щеки одеколоном, достал из недр чемодана золотое пенсне, из тех, что были модными лет тридцать назад, и ловким движением посадил его себе на нос. Потом он долго изучал свое новое обличье в зеркале и, оставшись вполне удовлетворенным, начал складывать бритвенный прибор.
Когда на столике уже все было убрано, а боль шой чемодан водворен под лавку, в двери опять посту чали.
— Чаек готовый… Можно?
— Да, да, входите! — Викентий Георгиевич открыл запор.
— Ну, вот теперь другое дело, — отметил метаморфозу проводник и, дружески усмехаясь, заметил: — Небось, завтра костюмчик наденете и хоть куда.
— Да уж… — Викентий Георгиевич тоже довольно усмехнулся и спросил: — Завтра когда на месте?
— Да если ничего не случится, в десять двадцать.
Поезд прибыл на главный городской вокзал точно по расписанию. Зеленый пассажирский локомотив почти неслышно втянул цепочку разномастных вагонов под застекленное перекрытие, возвышавшееся над перроном, и, окончательно остановившись, тяжело дохнул паром, как честный работяга, справившийся с нелегкой работой.