Обязательно завтра
Шрифт:
Ведь и действительно вина нет, а девушку, вот, привел. Совсем с ума сошел.
– Может быть, сейчас в магазин сходим? – добавил совсем уж по-идиотски.
– Нет, не надо. – Она улыбнулась. – Зачем?
Зазвонил телефон в коридоре, и в дверь постучали. Я зачем-то пошел… Звонила опять Регина, пыталась по телефону читать свои последние стихи, я едва не взорвался, грубо сказал, что занят, она обиделась. Ее голос был словно из другого мира. Голова моя кружилась…
Когда вошел в комнату, увидел, что Лора лежит на тахте и курит. Я сел рядом. Потом прилег. Положил руку на ее плечо, не зная, что делать дальше. Сердце трепыхалось отчаянно.
– Я сама этого хочу, – сказала она вдруг, но как-то невнятно.
Я не понял, переспросил.
Она кокетливо, с улыбкой повторила и покраснела тотчас. Я лежал, не шевелясь, осмысливая, приходя в себя…
– Ты знаешь, я чего-то боюсь, – сказала она еще, серьезно.
– Чего? – тупо переспросил я.
– Не знаю. Не хочется нарушать, понимаешь…
Она внимательно посмотрела на меня.
– Мужчины меняются после этого, – добавила с грустью.
Я вдруг по-детски стал уверять, что не изменюсь, зря ты так думаешь, скорее наоборот, если что и изменится, то в лучшую сторону – ведь это естественно для нас теперь, правда же.
Но мне самому вдруг стало страшно.
Она хотела задать какой-то вопрос, не решалась.
– Ты что-то хочешь спросить? – догадался я.
– Да… А ты… У тебя… У тебя с кем-нибудь было? – спросила и покраснела опять.
О, Господи. Она решила, что я совсем мальчик. В двадцать пять лет… Боже, боже… Но ведь я и правда вел себя так, что…
– Ты, что, боишься меня испортить? – спросил глупо.
– Дурачок, – сказала она тихо.
И добавила:
– Выйди на несколько минут, хорошо?
Я вышел послушно, постоял в прихожей у раковины, перекинулся чем-то незначащим с соседкой. В голове пустота, сердце колотилось отчаянно.
Вернулся в комнату. Увидел, что Лора уже в постели, что-то делает, наклонившись. Понял, что пришел рано.
– Я погашу свет и не буду смотреть, хорошо?
Погасил, подошел к окну. Голова кружилась, глухо стучало сердце. Я смотрел в окно и не ощущал Лору в комнате за спиной. Уже совсем стемнело, горели на улице фонари, лежал мокрый снег…
– А сердце бьется, – сказал вслух зачем-то.
– Что ты сказал? – деловито переспросила она за спиной.
Повторил. Громче.
– Можешь идти, – позвала она.
Я повернулся, пошел.
Она лежала под одеялом. И смотрела на меня, ожидая – я видел это в свете уличных фонарей из окна. Начал раздеваться автоматически. Руки не слушались.
– Мне куда, на старое место? – идиотски пошутил я.
И – шагнул к стенке, неуклюже перешагнув через Лору. И влез под одеяло, путаясь. Теплая, она повернулась ко мне…
«Только не волноваться, только не волноваться» – застучало молоточком, а голова работала четко и ясно, и промелькнуло в сознании что-то очень важное, нужное, чего я никак не мог сообразить раньше – какой-то сюжетный поворот в моей новой повести, – а тело словно провалилось в пустоту. Словно все прошлое, болезненное мое, убогое прошлое, хранившееся где-то во мраке нижнего, скрытого отдела сознания, словно оно вдруг надвинулось – властно, требовательно, напомнило о себе, сковало… Стало жутко, я лишь головой, лишь рассудком ощущал рядом, совсем рядом горячее, нежное тело Лоры… Но чувствовал себя на вышке, с которой надо прыгнуть, обязательно прыгнуть, и захватило дух, а сердце готово было остановиться, и я был где-то далеко сейчас, но не здесь, не с ней…
А потом пришел стыд.
– Глупышка ты мой, – ласково сказала она, тихонько поглаживая мое плечо.
До меня не сразу дошло то, что она сказала, только интонация, но я ощутил, что меня, словно на канатах, спустили вниз.
– Глупышка ты мой, – повторила она так ласково, так по-матерински спокойно.
Тут уж я чуть не заплакал. Лицо ее светилось нежностью. Я не увидел в нем ни разочарования, ни насмешки – ничего, что могло бы меня обидеть.
Да, это опять была она, та самая Лора, которую я видел в четверг ночью, а потом и утром. Это о ней я думал все четыре долгих дня и перед встречей сегодня. «Глупышка ты мой…» Господи, господи…
Я лежал безвольный, слабый, тело казалось чужим.
– Было у тебя еще с кем-нибудь так? – спросил я тихо.
– А у меня почти со всеми так, – неожиданно сказала она. – Несчастный человек, понимаешь. Что-то во мне есть, что отталкивает.
– Отталкивает?!
Слезы у меня все же выступили.
– Да что ты, Лора! – начал я ее утешать. – Ну что ты. Не может такого быть. Отталкивает! Наоборот… Когда очень хочется чего-то, то ведь это как раз и трудно сделать. Разве ты не знаешь? Отталкивает! Ты просто красивая очень, яркая, вот и… Поэтому и…
Я рад был, что она так сказала. «Отталкивает»! Ничего себе…
Наверное, потому, что не ел ничего, подумал вдруг. Да и выпить бы не мешало. Какой же я дурак, что…
– Ты не возражаешь, если я все-таки в магазин схожу? – сказал я. – Тут близко… Я просто дурак, что раньше ничего не купил, упустил как-то. Ты уж извини ради Бога… Не возражаешь?
– Нет. Только недолго, хорошо?
– Конечно. Я мигом.
Оделся молниеносно, пошел. Словно в каком-то тумане покупал сухое вино, еще что-то, разливал с пьяным мужиком бутылку «Дубняка» на двоих – на полную не хватило денег…
Когда вернулся, Лора спала, но проснулась тотчас. Я придвинул стол к тахте, поставил на него все, мы «пировали».
– Ну, чего ты еще хочешь? – спрашивал я, взяв ее тарелку.
– Хочу тебя, – отвечала Лора.
Я пил «Дубняк» и старался есть побольше…
Вспомнил вдруг, что сегодня 1-е число. Первое апреля!
– Давай выпьем за апрель? – предложил.
– Только за апрель? – спросила она с неожиданной грустью.
И я вдруг страшно обрадовался.
– Нет, нет, конечно же, не только, что ты. Потом выпьем и за май. И за июнь, за июль…
Возникло ощущение искренности ее, нежности, естественности. Я не ошибся в ней! Она серьезно сказала, что не любила еще ни разу, и ее не любили по-настоящему. Только, может быть, один парень, но он утонул. Странно, однако она назвала студента физкультурного института, историю о котором я слышал от приятеля Сашки. Чудак на спор хотел перенырнуть пятидесятиметровый бассейн и умер от разрыва сердца под водой. Совпадение?
– Я так плакала в воскресенье, – сказала она вдруг.
Плакала? В воскресенье?