Обязательное приложение

Грабовский Станислав Феликсович

– Сегодня прекрасный день, – заметил после обмена рукопожатиями Никита, – кафе и-и-и принцесски!

Ребята сделали вид, что не услышали сказанную женским голосом фразу, долетевшую до них со стороны, что рукопожатие мужчин является антикарантинным, сексистским и расистским жестом, и имеет ещё около тридцати негативных оттенков.

– Ну, кому-то ни от того, ни от другого – ни восторга, ни беды, – безучастно ответил Максим.

Выйдя из дома, Максим вдруг неприятно для себя подумал, что сегодня вечером, когда они с друзьями соберутся в кафе, у него не будет достаточно денег, чтоб производить впечатление. Он попытался думать о другом, но ничего не вышло, и только в очередной раз пристыдил себя за то, что снова засобирался заскользить от

проблемы. Как, думал он, у других получается держать лицо, когда у них на счету так мало денег? Как же хорошо, когда у тебя денег много. Столько, что ты даже не знаешь сколько. Столько, что что бы не случилось, а у тебя всегда хватает. Чтоб уровень: когда тебе легко, даже если ты ничего не умеешь. У тебя отнимают планы – деньги порождают досуг, у тебя отнимают досуг – ты можешь просто думать о себе. Как другие живут с пустотой от денег внутри себя, которая просто кричит о себе в них? Как они её не слышат? Он вспомнил, как однажды посетил работу своей матери – она работала в паре с каким-то отцом-одиночкой, вдвоём они шили и собирали мягкую мебель. Максим видел там других работяг, арендующих производственные помещения рядом с помещением его мамы и того мужика, и так же занятых кто чем. Он смотрел на этих людей, видел сквозь пространство их семьи и их знакомых, и никак не мог понять, как они могут вставать по утрам и ложиться спать вечером, оставаясь людьми, которым надо добывать еду и одежду, но не желающих сделать что-то более полезное для общества, чем то, что они просто есть. Да хотя бы, и это, наверно, единственное, что они могли б сделать (полезного), сжаться. Именно, что сжаться, потому что все они навевали собой сходство с губками. Именно, что с губками. Целое поколение губок – неких инвазионных людей, которые расплодились благодаря деятельности человека, а теперь своим существованием угрожают этому самому человеку. Если их сжать, суть что до, что после не изменится: та же человеческая масса, тот же пользы объём и никакого ущерба для их назначения. Зато с этим высвободилось бы больше эфира и, возможно, как раз это оказалось бы именно то, что необходимо таким как он. Много людей занимают много от материи, и с этим уменьшается пространство для полёта и разгула мыслей. Опять же, деньги решали б и эту проблему – при деньгах несложно не замечать занятого пространства.

За слишком хорошим настроением Никита не сообразил нужным в первую очередь присмотреться к настроению друга, вот и получилось, что упоминанием о кафе Никита перезагрузил Максиму обратно все его мысли. И теперь, только со второй попытки, Никита увидел, что друг по каким-то причинам нуждается в утешении.

– В спам кафе! Думаем о принцессках!

– У кого-то таковые уже имеются.

– Одно дело – ты сам, – Никита многозначительно поднял указательный палец вверх, – другое дело, когда к этому подключается шесть целых семь десятых петафлопсов или шесть и семь квадриллионов операций с плавающей запятой в секунду!

Максим рассмеялся.

– Каких пета… фало… чего?! Долго заучивал текст?

– Только что на глаза попался, – улыбнувшись и отметив про себя положительную динамику в настроении друга, протараторил Никита. – Шутки шутками, а я посмотрю на тебя, когда тебе сегодня выдаст машина, кто тебе больше подходит: твоя Аня или какая-нибудь Регина из соседней Литвы. Посмотрю, как изменится твоё лицо.

– А я думаю, что ничего не изменится. Мне нравится Аня, и я не хочу ни с кем знакомиться ещё.

– Ладно-ладно. Я не из зависти, мне просто интересно.

– Не парься, знаю. Эбусик? – Максим повернул голову назад, увидев, как взгляд Никиты скользнул с его лица ему за спину.

К остановке бесшумно подъезжал электробус – одно из новеньких приобретений Рижского автопарка, уже даже без кабины для водителя. За двадцать метров до людей электробус «зашумел» акустической системой оповещения о транспорте.

– Ми-Восемь, замерить уровень шума электробуса, – Максим направил на подъезжающее транспортное средство камеру телефона.

– Шестьдесят децибел. Разница с улицей пять децибел, – проговорил он Никите, глядя в экран телефона, входя с другом в электробус.

Когда ребята расселись по сиденьям, Максим продолжил, но уже говоря в телефон:

– Считаю, что создаваемого шума недостаточно для безопасности ожидающих остановку и пешеходов, оказавшихся случайно на тротуаре, где мимо будет проезжать такой электробус. Ми-Восемь, послать видео с отчётом о шуме и мой вывод в транспортную компанию, службу защиты прав потребителя, министерство среды и наблюдателю по Европе. Свидетель… Ты со мной? – обратился он к Никите.

– Сколько за это свидетельство?

– Четыре раза так сделаешь, на бургер накапает. Оплата в течение минуты.

– Эх, давай.

– Тогда прикладывай.

Никита приложил большой палец к экрану протянутого к нему за стеклянную перегородку Максимом телефона.

– Свидетель – мой друг, его данные в приложении. Отправить, – закончил Максим.

– Не знаю, Макс, правильно ли так поступать. Да и нормально шумел эбусик.

– Может и нормально, но я его не услышал, а понял по твоему взгляду. Да и какая разница? Тебя спрашивают, хорошо ли тебе мальчик на этой планете живётся? Тебе просто или дают, или отнимают.

– Что?

– Деньги.

– Ну мне при этом хотя бы сообщают заранее, что я могу делать, а что нет.

– А тебе не кажется, что это похоже, как с обезьянами в лабораториях? Их тоже сначала учат делать одно, приучая получать за это банан, а потом вдруг приходит заказ на исследование другого инстинкта, и уже в следующий момент обезьяна за это же действие получает током. Уверен, что до того, как двух обезьян долбануло током, одна говорила другой, что ей заранее сказали, что можно делать, а что нельзя.

Никита, надув щёки, с шумом избавился от воздуха из лёгких.

– Согласен в принципе, но всё равно, как-то мне это не очень. Ведь твоё сообщение, Макс, сразу просмотрят четыре человека и потом ещё четыре, и, возможно, в итоге и все шестнадцать. Девяносто восемь процентов, что дойдёт до межгосударственной комиссии. Плохо не то, что все эти люди получат за это деньги, а кто-то много, и не то, что ты при этом получишь меньше всех в этой цепочке. Плохо, что вообще столько взрослых людей будут вынуждены озаботиться тем, что может и не проблема вовсе.

– Брось. Всё это дальше машин не пойдёт. Но даже если – не жалко. Может так поймут, что их слишком много для решения таких проблем.

– В смысле? А ты как хочешь?

– Забей. Свои денежки получили и нормально. А сёдня в кафэчерком традиционно повеселимся с приложухой!

– «Сёдня», «кафэчерком», «традиционно», «приложуха». Представляю, какая у тебя в голове каша. В этом и проблема: «свои денежки». А может и не свои это вовсе. Может своими они становятся, когда они приходят к тебе, как к твоей маме, а не так. Если б в тебе воспитатели заботу об удобстве человека расположили на верхних строчках топ-листа, взбрело б тебе в голову заряжать десятки людей на изучение твоей петиции? Так ли на самом деле, что электробус чем-то представляет опасность для пешеходов? Уж наверно по этому поводу были отведены рабочие часы различным комиссиям и прочим, которые изучили данный вопрос. Какое тебе Приложение? У тебя ж Аня! – заулыбался Никита.

– Так и она будет, вместе все поржём. Ну ты, однако, подпись свою поставил.

– Меня родители с тортом хотят вечером. Надеюсь, до девяти управятся с поздравлениями. Да, поставил. Но думаю, в будущем перестану так зарабатывать.

– У меня тоже самое. В девять у всех обязано сойтись. Знаешь, я где-то читал про эволюцию человека западной Европы: когда-то для нас выживанием послужила смекалка, затем – сила, а сейчас – подлость.

– Мне кажется, времена подлости уже прошли.

– Я не фанат подлости, но думаю, так решить ещё рано. Деньги нужны, чтоб занять нейтральную позицию. Всё определяет власть. Подлость нужна, чтоб занять место в матрице власти.