Обычная жизнь
Шрифт:
Аккуратно удалили пинцетом мелкие кусочки одежды и нитки, промыли и продезинфицировали раны. Я осторожно прозондировал пинцетом глубину пореза на пояснице и уже было начал присматриваться к набору медицинских игл…
— Не надо зашивать… — тихо произнесла итальянка. — Оставь так.
— С ума сошла? — возмутилась Аска. — Края такой раны по-любому скрепить надо!
— Рана грязная — лучше пусть так заживёт.
Немного посовешавшись с Лэнгли, пришли к выводу, что итальянке виднее.
Я наложил специальную салфетку, а рыжая начала бинтовать, дабы даже косвенно не подпускать меня к груди Габриэллы.
— Вроде бы всё… — задумчиво произнёс я.
После этого я начал прибираться и затирать грязь и кровь, а Лэнгли отправилась поискать для Габриэллы сухую и чистую одежду.
Аска притащила один из халатов Мисато — решив, что её вещи Ферраро не подойдут, немка устроила набег на майорский гардероб. Обозвав меня на всякий случай извращенцем Лэнгли вытолкала меня в коридор, а занялась переодеванием Габриэллы..
Чем несказанно облегчила мне жизнь, избавив от лишних картин и соблазнов, гм.
Далее опять подключился я, начав отпаивать итальянку тёплым чаем и чуть ли не насильно скармливая ей сладости, хранящиеся в холодильнике. Как оказалось, болезненный и вялый вид Ферраро вовсе не означал, что у неё нет аппетита. Как раз-таки наоборот — процесс поглощения итальянкой пищи лучше всего описывался глаголом "ЖРАЛА". Пусть девушке сей глагол и не слишком подходил фонетически, зато был наиболее верным.
В итоге спустя полтора часа на кухне квартиры номер 116 имелась сытая, сонная и не особо умирающая Габриэлла, укутанная в одеяло. Которую совместными японо-немецкими усилиями (при русском духовном наставничестве) отволокли в зал, уложили на диван и накрыли одеялом.
Мы с Аской, изрядно вымотавшиеся и уставшие, разбрелись по своим комнатам, взяв твёрдое обещание с итальянки, что завтра нам всем предстоит серьёзный разговор…
И с чувством выполненного долга я спокойно лёг спать…
Точнее попытался, потому как после столь ярких и неспокойных впечатлений спать категорически не хотелось. А если и хотелось, то исключительно в обнимку с чем-нибудь скорострельным и многозарядным. И в бронежилете. И…
И вот за такими вот нехитрыми терзаниями я через пару часов всё-таки задремал.
Проснулся я от того, что лежал в неудобной позе на холодном каменном полу. Открыв глаза, я понял, что нахожусь в каком-то тускло освещённом помещении.
За решёткой.
Мимо камеры промелькнула какая-то смутная тень… Промелькнула, а затем вернулась.
— Was ist los, Hans?? [11] — послышалось где-то дальше по коридору.
— EnglДnder hat zur Besinnung gekommen, [12] — сухо произнесла тень, приближаясь ближе к решётке.
Это был натурально вылитый фриц. Серое кепи, фельдграу и классический МП-40 поперёк груди.
Холодные глаза немца равнодушно смотрели на меня.
11
Что там, Ганс?
12
Англичанин очнулся.
— Erholte? UnnЭtz. [13]
Внезапно меня скрутил приступ нечеловеческой боли, заставивший тело выгнуться дугой. Из горла вырвался дикий вопль, полный боли и отчаянья, а пальцы заскребли по камням.
— Was hast du bloЯ? Fritz, EnglДnder ist schlecht!! [14]
Немец торопливо достал тяжёлую связку ключей и начал лихорадочно открывать дверь. Наконец-то справившись с тугим замком, он буквально влетел ко мне в камеру и наклонился над бьющимся в конвульсиях телом…
13
Очнулся? Зря.
14
Что с тобой? Фриц, англичанину плохо!
Которое тут же замерло и почти весело заглянуло в холодные арийские глаза.
Короткая подсечка, и немец летит на пол, а его холёная морда встречается с каменным полом. Хватаю его за голову и прикладываю фрица ещё несколько раз, разбивая лицо в кровь. Приподнимаюсь, а потом бью локтём в основание его черепа, вкладывая в удар весь вес своего тела. Быстро переворачиваю труп — на то, чтобы стянуть с немца машин-пистолет времени нет, поэтому вытаскиваю у него из кобуры на животе "вальтер" П-38 и направлю на открытый дверной проём — сейчас должен подойти напарник фашиста.
Фриц не успевает появится, как тут же получается три пули в грудь и валится назад, так и не выпустив из рук карабина.
Порядок.
Минута уходит на обдумывание дальнейших планов действия, вылившихся в то, что я снял с немца, которому сломал шею, форму и натянул на себя. Она мне оказалась чуточку великовата, но всё же не фатально. Повесил на шею МП-40, подошёл ко второму фрицу. Карабин меня всё-таки не привлёк, а вот ещё один "вальтер" и добрый штык-нож оказались более желанной находкой.
Поправить кепи и автомат на груди, и скорее прочь из этого подземелья.
Подняться по лестнице, миновать толстую деревянную дверь с узким смотровым окошком, пройти по скупо освещённому коридору. Ещё дверь, ещё лестница, и вот я уже на на пороге какого небольшого помещения. Вхожу внутрь… Кажется, это что-то вроде небольшой караулки — никелированные солдатские кровати, тумбочки, оружейные пирамиды (сейчас пустые), в углу — потрет Адольфа Гитлера и пара чёрно-алых нацистских флагов.
Прохожу комнату насквозь, толкаю дверь, поворачивая налево… И практически сталкиваюсь нос к носом с парой фрицев. Всего доли секунды мне хватает на то, чтобы понять — они поняли, что я враг.