Обычное, доброе, последнее утро
Шрифт:
Только изредка, рисуя мир словами и музыкой, Новый Человек впадал в крайности и жестокость, однако это были всего лишь его основные компоненты индивидуальности, остаточные минералы, состоящие из его эмпирической органики.
***
Бледная, худая летучая мышь с кожистыми и цепкими крыльями села на живот Бородатого Короля. Так внезапно и совершенно неожиданно вернувшись из длительного путешествия, Новый Человек увидел это жуткое, предельно злобное рукокрылое существо, которое впилось в брюшину и не собиралось покидать свою новую жертву. Естественно, Новый Человек сразу понял, что это. Смерть, которая всегда приходит в разнообразных обликах, все равно остается Смертью. И не так уж она прекрасна, как мечтали о ней. И не дева это вовсе в струящихся одеждах, и не старуха она совершенно. Это нечто уродливое и очень цепкое. Такое голодное, но естественное существо.
Полгода Новый Человек рассматривал летучую мышь. И, удивительно для самого себя, не испытывал к ней отвращение, только страх и, конечно же, присущую всем человекам несправедливость.
– Зачем ты такая? – спрашивал летучую мышь человек, но, конечно же, Смерть не отвечала ему. Смерть вообще не вступает в диалог ни с жертвой, ни с родственниками, ни с кем-либо еще. Как со временем понял Новый Человек – Смерть не из болтливых. Она просто есть, она просто приходит и бесстрастно выполняет свою функцию, и ей совершенно безразлично то, что каждый так и норовит с ней поговорить.
Летучая мышь съела Бородатого Короля, высосав из него все соки жизни. Король стал абсолютно прозрачным и плоским. Перед неумолимым рассветом Король скончался. И как не держал его за руку Новый Человек, стараясь удержать любимого и беспредельно доброго Короля рядом с собой, именно в этой реальности, Смерть с легкостью взмахнула кожистыми крыльями и унесла Короля навсегда куда-то в иной, неведомый живым рассвет.
Траурное утро в очередной раз сковало сердце болью и бессилием. Однако в этот раз никаких претензий ко Вселенной у Нового Человека не возникло. Он просто сложил в коробочку разноцветные шары и елочные игрушки, туго обмотав черной лентой столь хрупкие воспоминания. И там, в его сокровищнице, все останется цветным и воздушным, лишь изредка покрываясь желтыми, бледными пятнами мертвеющей плоти.
***
Когда-то очень давно, когда все обитатели беззаботного королевства были живы, к Новому Человеку явился странный богомол. Он был высок и огромен, совершенно несоответствующий нормальному строению насекомого. И принес богомол в своих салатовых лапах два кувшина с горьким и приторно сладким отваром. Он предложил Новому Человеку испить до дна одно из предлагаемых зелий, однако Новый Человек был настолько пытлив и недоверчив, что решил заключить сделку, испив в равной доле из каждого сосуда. Так в его кровь и разум попали необузданная любовь и яростная ненависть. Богомол был недоволен сделкой, но отказать не мог. Отступив от человека, он предупредил его, что сие действие будет ему в проклятие, на что Новый Человек отреагировал спокойно и смело, уверяя, что невозможно познать жизнь, не впитав в себя крайности. Безвкусная и пресная жизнь для трусов, а он готов к борьбе, ибо пришел бороться за истину и свободу.
Богомол ушел, но страх перед любыми видами трахейнодышащих укоренился в Новом Человеке на весь его оставшийся извилистый путь.
***
Новый Человек, подходя к машине, заметил возле себя огромного белого пса. Человек удивился и попытался заговорить с собакой, но пес молчал и не проявлял никаких эмоций. Его морда и мохнатый хвост были невозмутимо спокойны и понял тогда человек, что это его Смерть.
– Как же здорово, что ты такая, – улыбнулся Человек. Да, очень хотелось потрепать собаку, почесать за ухом и прижаться к ней всем телом, но это, увы, было невозможно. Смерть не обнимают и не чешут за ушком. Ее сторонятся и безуспешно пытаются обходить стороной. Новый Человек открыл дверцу и пригласил собаку в салон.
– Что ж, поехали вместе. Интересно, мы успеем забрать Желтую Королеву? Или ты загрызешь меня прямо в пути? – зашуршал мотор, Новый Человек и собака в молчаливом согласии отправились в путь. Когда они подъезжали к Новому Королевству на крыльце в полной готовности стояла Желтая Королева, как всегда приветливо и удивительно для самого Нового Человека, крайне оптимистично, махала тонкой, аристократической рукой. Нового Человека радовало и удивляло, что не взирая на трудности и печали, эта странная женщина всегда оставалась в желтом цвете. Яркий оптимизм, граничащий порой с педалированным эгоизмом, сохраняли в Желтой Королеве ясность ума и заразительную любовь к жизни. Рядом с Королевой нервно кружилась собака, настоящая, живая собака, которую так преданно любил Новый Человек. Черная собака насторожилась и отчаянно взвизгивая, лаяла на машину. Послышались стандартные пресечения ее норова, и собака нехотя забежала в машину, искоса посматривая на незваного белого пса.
Только когда Желтая Королева основательно расположилась на пассажирском сидении, в окно заднего вида Новый Человек заметил обезьяну, которая кривляясь уродливой мордой, улюлюкая и размахивая кривыми отвратными лапами, присоединилась к их странной компании. Новый человек рассмеялся и живо обернулся назад, рассматривая пристально странных, но логичных гостей.
– Значит, вот оно как? Мечты в содружестве с молитвами сбываются, – Новый Человек еще раз улыбнулся и собирался тронуться в путь, но тут же отвернул ключ зажигания назад. Желтая Королева ничего не поняла, но Человек суетливо и озабоченно снова обернулся назад, обращаясь уже к своей живой собаке.
– А как же ты? – спросил Новый Человек, поглаживая свою возлюбленную скотину, которая напряженно смотрела прямо в глаза хозяина, нервно вздрагивая при вздохе всем своим прекрасным, милым, мохнатым телом, – как же ты, милая? – собака опустила голову, повернула морду в сторону окна и тогда Новый Человек с невероятным облегчением отвернулся назад, провернул ключ зажигания и, не обращая внимания на бесконечные трели Желтой Королевы, пребывая в невероятно тихой и светлой радости, отправился в свое последнее путешествие. На шее у живой собаки свисала Смерть. Набухший, толстенный сиреневый клещ, словно праздничный бант, болтался на шее любимого питомца. Но клещи не бывают сиреневыми, сиреневой может быть только собачья Смерть.
Было около пяти утра. Трое пассажиров вместе со своими «душеприказчиками» ехали на встречу приключениям по спокойной, еще сонной дороге. Машины практически не появлялись на их пути, лишь фуры проносились мимо с отчаянным хрустом асфальта под массивными колесами, да одинокие пьяные уроды, возвращающиеся из вечеринок куда-то еще. Было тихо и так спокойно, ведь они были все вместе, ведь за каждым из них сидела Смерть, значит никто никогда больше не будет туго вязать свои черные ленты, складируя коробочки таких хрупких и честных воспоминаний…
Наконец-то, спустя тысячи-тысячи лун, наступило доброе утро.
Последнее утро
Нила стояла перед ярко окрашенной дверью. Женщина удивилась, как бездарно были использованы цвета: синий, красный, салатовый, фиолетовы, желтый – ядовитые краски хаотичными кубиками да ромбиками въедались пятнами в добротную дверь. И что больше всего ее раздражало – подложка двери была полосатой. Нила терпеть не могла что-то полосатое и в горошек. Невольно женщина вспомнила Фраю, которая являлась некоторым антиподом для нее самой, не вызывая ярости и дисбаланса в душе Нилы. Да, Фрая так искренне любила смешные вещи в крапинку, что это забавляло их обеих. И Нила ласково, мечтательно улыбнулась. Воспоминания о другой женщине, да и вообще о человеке, вывели Нилу из ступора и агрессии к некрасивой двери. Высокая худощавая женщина повертела головой неспешно, можно сказать даже, вяло, с неохотой изучила пространство. Эти исследования привели женщину к предположению, что она находится в странном коридоре. Весьма узком, прямом и неприятном. Вдоль стен с обеих сторон располагались двери. Их бесчисленное количество таких ярких однотонных, разноцветных, да еще и закрытых снова вызвали в женщине брезгливость и гнев. Нила скривилась и ей показалось, что ей сдавила виски очень тупая, назойливая и цепкая боль. Она прижала руки к вискам и по обыкновению простучала нервными пальцами, будто шаман, изгоняющий духов злобы.