Обычные люди
Шрифт:
– Дэмиэн?..
С огромной неохотой он двинулся в противоположном направлении, к коридору, отправив сигарету обратно в карман и продолжая ее поглаживать. Почему Стефани именно сейчас понадобилось спрашивать о какой-то простыне? Почему он на ней женился? Почему он живет на окраине Доркинга?
– Что там? – бросил он.
Стефани стояла на лестничной клетке в своей обычной для субботней уборки одежде: тренировочные штаны, мокасины, футболка с надписью «Я люблю Мадрид», без лифчика, из-под сине-белой косынки выбиваются жидкие каштановые волосы. Без макияжа. В такие моменты Дэмиэн каждый раз недоумевал: как охотно его жена подыгрывает собственному увяданию. Непонятно откуда возникла вдруг мысль: вот Мелисса, наверное, убирается с накрашенными губами, с сережками в ушах, в симпатичном топе – совсем другое дело. Понятно, что испытывает Майкл, когда видит ее такой.
– Я на прошлой неделе купила в «Би-Эйч-Эс» лиловую простыню. Убрала ее в сундук. А теперь она куда-то
Сварливость в ее голосе имела несколько причин. Во-первых, Стефани совсем не понравился его тон, ее словно выставляли какой-то назойливой занудой, в то время как она говорит о необходимом поддержании быта и порядка в их общем доме. Во-вторых, этот тон свидетельствовал о том, как Дэмиэн в последнее время стал к ней относиться – с досадой, безразличием, даже пренебрежением, – что, как объясняла себе Стефани, связано с недавней смертью его отца. Похороны были всего месяц назад. Она старалась проявлять терпение и понимание, но все это начинало беспокоить: что он бесцельно слоняется по дому, практически не обращает внимания на детей и нарочно ложится спать значительно позже, чем она, а встает раньше (в частности, вчера вечером и сегодня утром), чтобы им не приходилось общаться друг с другом по-настоящему, а стоит спросить, что случилось и не хочет ли он об этом поговорить, он отвечает, что все в порядке, хотя это явно не так. А в-третьих, она терпеть не могла, когда что-то в доме перекладывали без ее ведома. И еще в-четвертых: она ненавидела заправлять простыни, особенно под этот нелепый громоздкий матрас, на покупке которого настоял Дэмиэн, потому что он дешевле, чем пенополиуретановый, который хотела купить она. И сейчас Стефани готовила простынную модернизацию: скоро на каждом матрасе в доме будут простыни на резинках; и если на нее огрызаются за то, что она пытается воплотить в жизнь свою маленькую утопию, что ж, – пусть Дэмиэн и лишился отца, – сочувствовать ему она не будет.
– Никакой лиловой простыни я не видел, – ответил он. – Я вообще не понимаю, о чем ты.
– Этот дом, – резко сказала Стефани, многозначительно обводя рукой потолки, стены, буфеты и пластиковые окна, просторную лужайку и простирающиеся за ней Суррейские холмы, – это общая территория, Дэмиэн. Ты понимаешь, что это значит? То есть мы все живем тут вместе, и ты, и я, и наши дети, да? У тебя их трое. Их зовут Джерри, Аврил и Саммер. Меня зовут Стефани, мы с тобой женаты, а у женатых людей принято разговаривать друг с другом, рассказывать о своих проблемах, если их что-то беспокоит.
Стефани чувствовала, как сама все больше расстраивается. Этот саркастический тон она усвоила в детстве, наблюдая, как ее старшая сестра-подросток спорит с матерью; но за собой стала его замечать – и довольно часто – лишь выйдя за Дэмиэна. И все же по отношению к Дэмиэну это было неправильно. Слишком жестоко. Он смотрел на нее снизу – грустно, неприязненно и слегка озадаченно. Стефани стало его жалко, но она все-таки продолжила:
– И если тебя что-то беспокоит, а я знаю, что так и есть, то сейчас самое время выложить это и поплакаться мне в жилетку, мистер, потому что если ты и дальше будешь вот так вот уныло бродить по дому, то я, честное слово, свихнусь. Я понимаю, тяжело потерять отца. Я знаю, что буду то же самое чувствовать, когда… если… когда мой папа… даже думать об этом не хочу, но… Дэмиэн, да поговори же ты со мной!
Теперь она уже плакала – не рыдала, это было ей несвойственно, но в глазах у нее стояли слезы, плечи поникли в мольбе. Дэмиэн почувствовал, что ему надо бы ее утешить, и это его раздосадовало еще больше. Он все еще думал о своей сигарете, все еще ощущал тот момент, когда собирался ее закурить. За парадной дверью слышался шум дождя, и Дэмиэн представлял себе, как дождь идет и за задней дверью, там, где поджидает она – Последняя. Он будет смотреть в небо, будет выпускать дым в воду, и на некоторое время его покинут все чувства, все обязательства, вся пустота, и он сам станет воплощением пустоты. В попытке вернуться в этот недолговечный рай Дэмиэн поставил одну ногу на нижнюю ступеньку лестницы в знак сочувствия, и Стефани, заметив это, спустилась на две ступеньки – проявляя большее великодушие, чем он, поскольку с психологическим здоровьем у нее все было более или менее в порядке. Ему полагалось что-нибудь сказать.
– Послушай, Стеф, у меня все нормально.
В ней снова зрел едкий ответ, но она решила потерпеть.
– Не расстраивайся. Прости меня. Я знаю, я сейчас такой… немного отчужденный. Это просто из-за работы и всяких таких вещей. И насчет Лоуренса я не переживаю, честно. Тут вообще ничего особенного нет.
– Ты хоть понимаешь, что это звучит безумно? Как тут может не быть ничего особенного?
Стефани казалось странным и отчасти
– Вот представь себе. – Дэмиэн снова заговорил брюзгливым тоном. – Мы не были близки. Я не убит горем. Ты же знаешь, что мы не были настолько близки.
– Да, я знаю, что вы не были настолько близки, но все-таки это твой папа.
Секунду она разглядывала мужа, словно тот сидел в аквариуме, и поняла, что конструктивно этот разговор не завершится. Дэмиэну надо дать побольше времени. Она высказала то, что следовало высказать, испытала некоторое облегчение и теперь вернется в свой обычный субботний день, который, закончив уборку, проведет в великолепном и всепоглощающем общении с детьми. Следовало сделать кораблик из ирисок, до конца собрать пазл с изображением Букингемского дворца, посетить урок плавания, а еще – ах да, точно! – съездить вечером в гости к Майклу с Мелиссой, чтобы поглядеть на их младенца. Мысль о напряженной поездке в Лондон вместе с Дэмиэном радовала не очень. Подарок она уже купила (упаковку комбинезончиков на шести-девятимесячных, стопроцентный хлопок), но с этим, возможно, лучше подождать.
– Ты уверен, что хочешь в гости? – спросила Стефани. – Может, откажемся?
– Нет.
– Что значит «нет»? Ты не уверен? Или не хочешь, чтобы мы отказывались? Они же твои друзья, а не мои. Так что мне все равно.
– Нет, мы пойдем, – сказал Дэмиэн. – Я в порядке.
– Ты в порядке.
– Да. В порядке.
– Ладно. В порядке. Как скажешь. – Стефани в раздражении подняла брови, всплеснула руками и пошла обратно наверх. Она не позволит Дэмиэну испортить ее день. Человек имеет право на счастье. – Просто помни, что я рядом, если вдруг я тебе понадоблюсь, – сказала она по пути. – Не отстраняйся от меня. Ну, и все такое прочее. А я пойду поищу эту простыню. И пожалуйста, не забудь сегодня вымыть ванные.
Дэмиэн смотрел, как она уходит. Чувствовал он себя паршиво. Возбуждение, возникшее при мысли о сигарете, несколько остыло, но он все равно ее выкурит. Он вернулся на кухню, включил плиту – и обнаружил, достав сигарету из кармана, что та сломалась от его поглаживаний. Прямо возле фильтра виднелась прореха – в самом ответственном и неоперабельном месте. У него даже не было папиросной бумаги, чтобы сделать самокрутку. Навесной шкафчик давным-давно очистили от всех намеков, от всех искушений, за исключением этой случайной оплошности. Закрыть никотиновый гештальт не получилось. И Дэмиэн винил в этом лично Стефани.
Дэмиэн познакомился со Стефани на благотворительной конференции в Ислингтоне. В то время они оба жили в Лондоне. Он был инспектором по предоставлению жилья в районе Эджвер (его первая работа после окончания университета), а она служила в НОЗДЖ [3] , в отделе фандрайзинга. Она была высокая, крепкая и скромная; не совсем его тип – в том смысле, что она не походила на Лизу Боне, Чилли из группы TLC или Тони Брэкстон, – но цельная и по-своему привлекательная, нечто среднее между Кейт Мосс и Элисон Мойе. Кроме того, у нее имелось качество, которым не обладал сам Дэмиэн: умение быть довольной, – и это действовало на него успокаивающе. Она выросла в Лезерхеде, небольшом городке на севере Суррея. Ее отец, Патрик, бывший диспетчер транспорта, теперь владел магазином растений и садовой мебели, расположенным возле трассы А24 по дороге к Хоршему. Магазином он занимался вместе со своей женой Вереной, матерью Стефани, наполовину итальянкой. Верена ведала бухгалтерией и административными вопросами, а Патрик отвечал за маркетинг и связи с клиентами. Он очень серьезно вкладывался в рекламу. Возле шоссе А24, примерно в трех минутах езды от магазина, располагался гигантский щит с надписью: «Вы только что проехали крупнейший садовый центр Британии. Самый широкий выбор британских и экзотических саженцев, плетеной и садовой мебели». Патрика не очень заботило, действительно ли его магазин – крупнейший в Британии, потому что тот правда был огромный и, возможно, крупнейший среди несетевых магазинов, во всяком случае среди магазинов, расположенных вдоль трассы на букву «А». Патрик всегда говорил, что в рекламном деле есть множество лазеек, так что ты можешь утверждать практически что угодно. В юности, прежде чем стать транспортным диспетчером, Патрик какое-то время работал в рекламной сфере. Он частенько рассказывал эту историю, побуждаемый слабым, безвольным выражением на лице зятя, – Патрику так и хотелось двинуть ему по зубам со словами «Да соберись же ты, парень!», но вместо этого он рассказывал историю:
3
НОЗДЖ – Национальное общество защиты детей от жестокости.