Обычные люди
Шрифт:
– Я много лет работал в рекламе, пошел туда прямо из колледжа. Поначалу думал, что это, извините за выражение, лабуда. Но потом, знаете, втянулся. Столько есть способов, чтобы повлиять на людей. Все эти знаки и символы – они же повсюду вокруг нас. Каждую минуту они нас подталкивают, увлекают, соблазняют, мы просто этого не замечаем. Мы думаем, что мы умнее, ан нет. Я много раз говорил Верене, – правда, Ви? – люди очень часто чувствуют себя несчастными именно из-за того, что думают, будто им надо жить вне заданных рамок. Считают себя лучше окружающих. Хотя на самом-то деле мы оказываемся там, где оказались, в полном соответствии с нашими способностями и потенциалом. Я был чертовски неплохой рекламщик, и ты, я уверен, чертовски неплохой жилинспектор…
Это было в прошлое воскресенье у них в гостиной: ежемесячный сеанс запекания мяса и распекания зятя.
– Руководитель
– И сделал карьеру. Это хорошо. Да. Это хорошо. И звучит так интересно, правда, Ви?
– Просто очень интересно. Экология. Важные вещи… – согласилась Верена.
– Так и есть. Очень важная работа, – вставила Стефани. – Я ему все время это твержу.
– Уверен, что это так. Уверен. – Патрик застегнул пуговицу своей розовой рубашки. – И ты наверняка отличный работник, как и я был в рекламе. Но мне всегда хотелось иметь собственный бизнес, быть хозяином самому себе, повелевать своим царством и все такое. И если бы я не провел все эти годы в рекламе и в транспортном деле – оно мне тоже принесло пользу, – я бы, простите за банальность, не добился бы того, чего добился. Правда, Ви?
– Не добился бы. Правда, Стеф?
– Нет, пап. Не добился бы.
– То-то, принцесса.
– Мам, пап, вам что-нибудь дать? Еще чипсов? Орешков? Баранина еще не совсем готова.
– От чипсов я бы не отказался. С каким они вкусом?
– Тайский сладкий чили и сметана.
– Ух ты. Чего только теперь не вытворяют с чипсами! – заметил Патрик. – Когда я был маленький, продавались только соленые – с сыром и луком, а чаще просто с солью и уксусом. А когда появились со вкусом говядины и лука, это было просто как икра или что-нибудь такое. Как спутниковое телевидение. Приход Четвертого канала – это было что-то колоссальное, правда, Ви?
– О да. Это было сногсшибательно. – Верена пила уже третий бокал вина. – Помнишь, Стеф?
– Вроде бы да… Смутно. А ты, Дэмиэн?
– Ага.
– Раньше-то было всего три канала: BBC1, BBC2 и ITV. Помните передачу «Достояние семьи»?
– Я обожала «Достояние семьи»!
– Было дело, Стеф. По ITV шли все самые лучшие сериалы – «Шоу Бенни Хилла», «Опекун». Сейчас стало послабее.
– Все стало послабее, потому что теперь все со всеми конкурируют.
– Именно, Ви! О чем я и говорю. Для чипсов это не так уж плохо, если в результате у нас есть… какой там вкус, принцесса?
– Тайский сладкий чили и сметана.
– Вот-вот. Немного здоровой конкуренции не помешает, если на выходе получаются такие удивительные сочетания. Но если получаются передачи, которые – и там это отлично знают – оказываются, извините за выражение, полной лабудой, то для развлекательной индустрии это скверно, правда? Скажем, чем им не угодила «Трибуна»? Помнишь «Трибуну»?
– Ну как я могу забыть, пап. Ты нас ею мучил каждую субботу. Без исключений.
– Да, Дэмиэн. И если в это время кто-нибудь его отвлекал, он очень, очень сердился, – добавила Верена.
– Именно. Именно. Я обожал эту передачу. А они ее убрали. Просто не могу этого понять. И теперь вместо нее «В фокусе – футбол», а это, по-моему, уже совсем не тот уровень. Гэри Линекер – олух, извините за выражение. Модные рубашечки, гладенькое лицо, дамочки от него без ума, но он – не комментатор. С Доном Лезерманом не сравнить. Может, он и посмазливее, но мозгов у него и на половину Дона не наберется.
– Зато он много сделал для чипсов, – заметила Верена. – Все эти рекламные ролики…
– Но только для «Уолкерс». Они не делают новые вкусы, – сказала Стефани.
– То-то и оно. – Патрик взял еще одну чипсину. – Футболист превращается в рекламщика, а потом – в комментатора. Это как раз и возвращает меня к изначальной мысли, Дэмиэн. Просто помни: ты можешь быть кем хочешь, но очень важно ценить нынешнее положение и извлекать из него уроки. Может, однажды солнце на стеклянных поверхностях слишком раскочегарится, и придется, так сказать, выйти охолонуться. Но пока на твоем попечении драгоценнейшая жена и две драгоценные принцессы, да еще вот этот малютка принц – поди-ка сюда, парень! – ты должен быть добытчиком, дружище, и держать это в фокусе – ха-ха, как футбольный
Все смотрели на Дэмиэна с сочувствием, отдавая должное искусной череде Патриковых каламбуров.
– Ну да… Спасибо, Патрик, – пробормотал Дэмиэн.
– Ты великолепный исследователь воздействия солнца на обширные стеклянные поверхности многоэтажных квартирных комплексов, – сказала Стефани.
– Наверняка так и есть, – согласилась Верена. – Стеф, тебе нужна помощь на кухне?
– Нет, мам, спасибо. Все под контролем. Сиди спокойно, отдыхай. Может, тебе еще вина?
Возможно, именно из-за стойкого эффекта этих родственных распеканий Дэмиэн проснулся сегодня вялым, подавленным и неудовлетворенным. От них у него всегда оставалось впечатление, что он живет неправильно, Стефани неправильная, этот дом неправильный и вообще все неправильно. В присутствии родителей Стефани, казалось, возвращалась к своей давней, более провинциальной, более скрытной ипостаси, взращенной уроками верховой езды, долгими прогулками по сельским окрестностям, супружеским стоицизмом и детской, выходящей окнами на Суррейские холмы и очень похожей на ту, которую Стефани обустроила здесь. Дэмиэн с трудом мог разглядеть за этой цветущей папиной принцессой ту смелую, решительную, куда более интересную женщину, в которую он влюбился и на которой женился. Да и влюбился ли он на самом деле? Может, просто она заставила его почувствовать себя нормальным, энергичным человеком, потому что, в отличие от него, была целеустремленной и решительной в том, что касалось жизненных планов, и он пошел у нее на поводу? По-настоящему ей хотелось, призналась она ему как-то в пабе в самом начале отношений, только одного: завести семью. «Я хочу, чтобы у меня были дети, дом и муж. Работать я буду, но работа не так важна. Настоящей работой для меня станут дети. Я хочу о них заботиться. И не намерена их спихивать в ясли в три месяца. Я буду учить с ними алфавит, гулять в парке, помогать им рисовать картинки. Буду их кормить. Ну да, я старомодная. Но я имею право всего этого хотеть».
Так оно и вышло. Теплый дом-таунхаус, к которому вела гравиевая дорожка. Безопасная, тихая улица. Качели на заднем дворе. Полосатый газон. Бамбуковая беседка, подаренная Патриком, откуда летними вечерами выбегали дети: шелковистые щеки, мягкие волосы. Они поклонялись своей матери, словно восходящему солнцу. Они заполняли ее до краев. Она учила их различать деревья, видеть хорошее друг в друге, контролировать эмоции. Их школа была в числе лучших и получала государственную поддержку. Джерри трижды в неделю оставался по утрам в хороших, светлых яслях, пока Стефани работала в местном благотворительном фонде. Рядом располагался большой парк и два фитнес-центра, плюс до неприличия широкий выбор складов-магазинов «Сделай сам», стоков популярных марок одежды и сетевых забегаловок в нескольких минутах езды. А потом они всегда возвращались в этот большой, теплый и крепкий дом с голубой парадной дверью и голубым диваном в гостиной, где можно сидеть и смотреть в окно на свет и на листья скального дуба. Стефани очень любила этот дом. За опрятность, за толстые ковры наверху, за поверхности из старого дерева. Ей нравилось, как эта опрятность сталкивается с хаосом, порождаемым детьми, – их обувью, фломастерами, пластмассовыми микрофонами, куклами, пазлами, конструкторами лего, – однако никогда полностью ему не поддается, поскольку Стефани разработала эффективную систему хранения: в этом доме каждая вещь имела свое место, пусть и не всегда находилась там. Плюшевые мишки, куклы и всякие мягкие игрушки жили в оранжевой подвесной икеевской корзине над лестницей. Крюк для этой корзины Дэмиэн прикрепил не без труда, он вообще не отличался особой рукастостью (еще одна причина, по которой Патрик его не особенно ценил). Предметы меньшего размера, изображающие людей или животных, хранились в пластиковой коробке с меткой «Живые существа». Коробка вставлялась в массивный стеллаж в игровой комнате, в котором было еще несколько отделений: «Бумага» (для собственно бумаги, книжек-раскрасок, наклеек и открыток), «Звуки» (для погремушек, музыкальных инструментов, свистулек и т. п.), «Предметы» (для неодушевленных игрушек, кукольной мебели, ракушек, стеклянных шариков и т. д.). Стефани наклеила эти ярлыки в минуты, свободные от развозов в школу / из школы, домашних дел и общего управления домом. Также она развесила по комнатам фотографии себя самой, Дэмиэна и детей. Этот дом и в самом деле очень напоминал тот, в котором она выросла. Детство Стефани было вполне счастливое, и ей ничего не стоило его воспроизвести. Она была довольна. Это давалось ей легко.