Обыденный Дозор. Лучшая фантастика 2015 (сборник)

Лукьяненко Сергей Васильевич

– Почему же мне этого никто не говорил? – В голосе Таффи была явная обида.

– Такие вещи сыновьям обычно рассказывают отцы. А твой отец умер, а отчим сам не знает…

Ей не хотелось вдаваться в подробности. Она слишком устала сегодня.

– И что теперь будет?

Об этом ей тоже не хотелось думать – пока. Для жителей Злата отдавать дочерей в Зимнюю стражу было почетной обязанностью, но уже много поколений они не думали, что эта обязанность связана с настоящей опасностью. Теперь задумаются. Не важно, кто там бродит – медведь или нет, девушки могли погибнуть. И не исключено, что сегодняшнее торжество Зимней стражи приведет к ее исчезновению. Родители могут потребовать, чтоб дочерей им вернули. И кто знает, как поведут себя сами девушки. Они, кстати, оказались не так плохи, как предполагалось, все же чему-то помимо танцев-плясок Герса их обучила. Но даже если они захотят остаться, прислушаются ли к ним?

Ладно. Это заботы послепраздничных дней.

А пока что праздник еще впереди.

– Что будет? Встретим Полузимье, потом сожжем елку. Знаешь, что надо делать?

– Ага. Надо выкликать клич на сожжение «Елка, гори!», и тогда придет стражница и подожжет. А если у себя дома во дворе, тогда родители.

– Вяло орешь, без чувства. А ну-ка повторим.

Табити отступила назад, оглядывая сугробы с торчащими еловыми ветками, и они с племянником грянули хором:

– Раз, два, три – елка, гори!

Вячеслав Бакулин

СКАЗАНЬЯ ВРУТ

Сказанья врут! Врут, слышите, вы?! И история тоже врет. Врет, потому что ее пишут те, кто ничего не видел. А если даже и видел – переврал увиденное ради своей выгоды, или из страха, или просто потому, что так устроен человек – врать для него привычнее, чем рассказывать правду. А почему? Да потому, что правда никогда не бывает такой, как хочется. Правда совсем некрасивая, часто – жестокая, еще чаще – глупая и почти всегда – небезопасная. Да и кому она интересна, эта правда?!

Вот, например, говорят, что великий род Меровингов, из которых мы издавна избирали себе королей, пресекся на Хильдерике. Да, на том самом Хильдерике, которого низложили и до конца дней заточили в монастырь по приказу римского первосвященника Стефана. А я вам скажу – род Меровингов к тому времени уже давно был бессилен. У короля был лишь один его титул да жалкая видимость власти. Конечно, он сидел на троне и принимал послов чужеземных правителей. Ах да, он им еще и ответы давал! Но скажите-ка мне, кто сочинял эти ответы? Король? Черта с два! Майордомы! Мертвой хваткой волкодава они держали и власть в стране, и богатства, они совершали пышные выезды в сопровождении всадников, чьи доспехи стоили много больше хорошего стада, а король ездил во дворец на повозке, запряженной парой волов! Вот она, правда. Правит всегда сильный, и плевать всем, как его зовут. Уж мне-то вы поверьте, я на своем веку повидал немало сильных людей. Сильных, смелых, гордых, богатых, красивых. Большинство из них уже умерли, и вот вам еще одна правда – труп благородного маркграфа воняет точно так же, как труп последнего нищего, что бы там ни пели вам святые отцы. Я это знаю.

Мой отец запомнил Пипина Короткого еще майордомом, потом пил на его коронации и кричал вместе со всеми «Да здравствует король!», под его командованием дрался против Вайфария Аквитанского. И что? Король победил только для того, чтобы в том же году умереть от водянки. Вот она – правда.

Я сам встал под копье, когда мне не исполнилось и шестнадцати. Да, наша армия тогда была, может, самой сильной в мире, это так, но почему забывают, что в войнах обязаны были участвовать все мужчины, исключая стариков, калек, рабов и монахов, а уклонение от воинской службы каралось смертью? Вот это – правда, и именно ей как раз не хватило места в хрониках, легендах и жизнеописаниях. Почему? Ой, не смешите! Кому это интересно? Наш государь Карл велик и по имени, и по делам своим, а в хронике его правления вы вряд ли найдете больше трех лет мира. Сражения, осады, отступления и атаки, кровь, грязь, гниющие горы трупов, где вчерашний мужик и вчерашний господин смешали свою кровь и свои кишки в вечном посмертном братстве. Мы, солдаты, замерзали, тонули, горели, убивали и умирали во славу короля. Мы и не надеялись, что войдем в историю. Историю пишут о королях и для королей, и воистину, государь наш Карл велик, а имя его переживет века. Это так, разве я спорю? Но только не говорите мне о правде!

Да, мы воевали. С саксами, лангобардами, маврами… Я участвовал в войне против Дезидерия, вместе с королем переходил через Альпы, я стоял зимой под стенами осажденной Вероны, я был среди тех, кто принимал капитуляцию короля лангобардов и гнал не только из королевства, но и из Италии вообще его сына Адальгиза, я своими глазами видел триумфальный въезд короля в Павию, а два года спустя подавлял мятеж герцога Фриульского…

И я говорю вам: королю было плевать на первосвященника римского Адриана, как и Пипину Короткому в свое время было плевать на Стефана! Карл желал закончить дело отца, сокрушить могущественного противника, добавить к своему титулу «et Langobardorum», раз и навсегда прибрать к рукам драгоценных племянников. И в том, что они, как и Дезидерий, мирно окончили свои дни в каком-нибудь – ха-ха! – Богом забытом монастыре, правды не больше, чем во всем остальном, что накорябают впоследствии глупые толстые летописцы, которые ничего не видели, но знали все лучше видевших. И пусть их. Я-то знаю, какая она – правда.

Давайте-ка я расскажу вам еще одну забавную историю…

Сразу же после торжества в Павии король поспешил домой, ибо дома стало неспокойно: саксы опять взялись за оружие и разорили Гессен. Зимой началась новая война, и Карл нанес саксам сокрушительное поражение при Брунсберге. Враги запросили пощады, клянясь всем возможным, обещая отречься от своих богов и навеки заключить с нами мир. Но прежде чем отзвучали последние клятвы и их унес ветер, отряд вестфалов хитростью проник в город Хидбек, где располагались тогда наши войска, и устроил беспощадную резню. Год спустя, пользуясь очередным отсутствием короля, саксы опять восстали, захватили Эресбург и осадили Зигебург. Вот вам еще одна правда – ты пойдешь ради свободы и жизни на любые средства и дашь любые клятвы, коли их требуют с ножом у горла. Но стоит лишь завоевателю отвернуться, как гляди-ка: нож уже в твоей руке и целится в незащищенную спину. И пусть глупые толстые летописцы проклинают вероломство саксов. Я знаю – случись так, что мы с саксами поменялись бы местами, Карл сам бы клялся отречься от Христа и даже от отца родного, лишь бы потянуть время. Впрочем, кто я такой, чтобы обсуждать поступки королей и правителей? Я – воин, я подавлял мятежи не потому, что ненавидел саксов или так уж любил Бога, данного нам из Рима. Я исполнял приказ и был беспощаден потому, что знал: в случае чего мне тоже не дадут пощады… Однако рассказ мой здесь только начинается.

Год спустя, когда в Саксонии вновь установилось шаткое подобие мира, к нашему государю прибыло посольство правителя Сарагосы с мольбой о помощи. Эмиры Испании передрались между собой; Абдерахман Омейяд стал настолько силен, что в Сарагосе решили: уж лучше Карл. Разумеется, государь наш не был бы Великим, если бы упустил такой удобный повод вторгнуться в Испанию и положить конец мавританскому владычеству над этими землями. Недаром же дедом его был не кто-нибудь, а сам Карл Мартелл! И вот король во главе большой армии перешел Пиренеи. А я вновь говорю вам: не верьте тем, кто будет рассказывать о том, как занимали мы крепость за крепостью, практически не встречая сопротивления, как с триумфом возвращались домой! Я был в этом походе от начала до конца, я своими глазами видел, как мавры оставляли незначительные укрепления, собирая силы для решающего удара, как короля предали чересчур нерешительные союзники, как разбили нас под стенами Сарагосы и как поспешное отступление едва не превратилось в бегство. Да что там говорить, солдат всегда знает, что отступление – это и есть все то же бегство, лишь названное красивым, чуть менее презрительным словом. Да, мы не были бестолковой толпой, несущейся сломя голову, потому что поступить так значило обречь остатки армии на гибель, а короля нашего Карла все же не зря прозвали Великим. И даже несмотря на жесточайшую дисциплину, наше войско, растянувшееся змеей по горам, с каждым днем таяло: дезертиров уже никто не считал, а проклятые мавры то и дело беспокоили нас молниеносными набегами. И все же это не конец моего рассказа, это лишь начало конца. Слушайте же, потому что сказанья врут, и история – врет, а правда – вот она.

Случилось так, что мне выпало в числе других идти в арьергарде армии, прикрывая отступление и заодно охраняя королевский обоз. И если вам скажут, что этот обоз ломился от золота и драгоценностей, взятых нами в качестве военной добычи, знайте – вам снова врут. Не было в том походе богатой добычи, а государь наш Карл был королем-воином и никогда не таскал с собой на войну телег с драгоценной утварью и наложниц, разряженных в шелка. То был простой военный обоз, груженный продовольствием, водой, запасными наконечниками для стрел, копейными древками, подковами, веревками, осадным инструментом – одним словом, всем тем, без чего не проживет любая армия. Голодный солдат – плохой солдат, судари мои, и что толку в самой отчаянной храбрости, если на стрелы врага ты можешь ответить лишь бессильной бранью? Да и в обозе ли дело? Мы и только мы были тогда надеждой и защитой армии и короля, мы то и дело подвергались неожиданным нападениям, на наши головы падали камни со скал, в нас летели стрелы из-за каждого куста. Все это хорошо понимал Карл, а потому поставил во главе арьергарда одного из своих любимцев – стольника Эггихарда, а в придачу к нему – пфальцграфа Ансельма и маркграфа Хруотланда – префекта бретонского рубежа.

Я почти ничего не знаю о нем – он служил далеко на севере и неожиданно присоединился к войску перед самым походом. Суровый, неразговорчивый, а еще – гордый. Именно из-за этой гордости, говорят, он и поссорился с королем. Из-за гордости и своего меча.

Хэй, что это был за меч! Длинный, чуть ли не в руку взрослого мужчины, обоюдоострый клинок с выбитыми на лезвии непонятными письменами. Маркграф взял его в бою, когда восставшие племена диких бретонцев напали на Ванн – столицу марки, отстроенную и укрепленную еще отцом нашего короля. Об этом мече говорили всякое. Говорили, он давал своему владельцу силу десяти мужей. Говорили, что он не тупился даже после самой жестокой сечи. Говорили, что когда-то давно великий мудрец и колдун выковал его из камня, упавшего с неба, для славнейшего короля в мире. Будь они прокляты, говорившие это!