Обыкновенная прогулка
Шрифт:
– Это не самое страшное. – Эдгар вздохнул. – Это не самое страшное... К адекватности можно приближаться, совершенствуя мастерство, постоянно упражняясь, это поправимо. Другое хуже. Гораздо хуже. Когда хочешь что-то сказать, а сказать-то и нечего, выразить нечего. А самое страшное – когда д у м а е ш ь, ч т о е с т ь, ч т о с к а з а т ь, а сказать нечего. Вот тут уж ничего не поможет, дружище Дракон. Можно писать по десять часов в день, можно превзойти всех в художественных красотах, но когда нечего сказать другим...
Они помолчали. У Эдгара опять несколько испортилось настроение. Он задумчиво глядел под ноги, на асфальт, а Дракон деликатно выжидал, когда Эдгар
Все сказали поэты еще до меня. Все чувства воспеты еще до меня. Повторяться обидно и ясно одно: очевидно, молчать суждено...
– Ладно! – Эдгар махнул рукой. – Это Двойник пытается мне субботу испортить. – Давай о другом поговорим.
И они поговорили о другом. Дракон делился своими творческими планами, сетовал на нехватку времени и заказал Эдгару ряд монографий по истории Ренессанса, «Песнь о Нибелунгах» и «Испанскую поэзию в русских переводах», а Эдгар рассказал Дракону о своем пребывании в Городе Флюгеров и неудавшейся попытке общения с Марсианским Сфинксом.
Дракон проявил живой интерес к сообщению Эдгара и, в свою очередь, поделился некоторыми фактами из жизни Марсианского Сфинкса.
Вот что поведал Дракон. В стародавние времена водил он знакомство со сфинксом египетским, а тот, в свою очередь, приходился какой-то там родней Марсианскому Сфинксу. А Марсианский Сфинкс уже в те годы обитал на Марсе, в районе Кидонии, и занимал высокую должность Великого Верховного Координатора марсианского общества. Марсиане жили себе, припеваючи и, благодаря мудрым советам Сфинкса, не знали особых бед и забот. В пище они были неприхотливы, вполне удовлетворялись единственным своим продуктом питания, похожим на земную капусту белокочанную, поэтому жили безбедно, занимаясь большей частью литературой, живописью, музицированием и сооружением изящных каналов, что было для них сродни нашей художественной резьбе по дереву. Марсианский Сфинкс, он же Великий Верховный Координатор, вовремя указывал беспечным марсианам оптимальные варианты решения тех или иных производственных вопросов, и все было к лучшему в том лучшем из миров.
Но в одно далеко не прекрасное утро марсиане оказались жертвами киберофобии, сейчас ставшей известной уже и землянам. Сущность ее в том, что машина неизменно отмечает все ошибки людей и сообщает им об этом с безжалостной «нечеловеческой» искренностью и категоричностью. Подобное поведение машины, в свою очередь, вызывает у обслуживающего ее персонажа комплекс неполноценности.
Суть дела не меняет тот факт, что Марсианский Сфинкс не был машиной в прямом смысле слова. Точно Дракон не брался утверждать, но из некоторых высказываний сфинкса египетского о родственничке у него сложилось впечатление, что Марсианский Сфинкс является порождением доилемовой Вселенной, не машиной и не живым организмом, и не синтезом первого и второго. Если прибегнуть к определенной классификации и в первый раздел занести живые организмы, во второй – кибернетические системы, в третий – киборгов, сигомов и прочую братию, то Марсианский Сфинкс попадет в четвертый раздел в силу особенностей своей природы.
Так вот, киберофобия овладела марсианами, и марсиане поспешили отказаться от услуг Сфинкса, выполнявшего эти услуги, между прочим, абсолютно добровольно. Недальновидные марсиане лишили Сфинкса звания Великого Верховного Координатора, прервали с ним всякое общение, уничтожили дорогу, ведущую к месту обитания Сфинкса, переселились из Кидонии и детям своим хотели заказать даже думать о бывшем Великом Верховном Координаторе.
И, как оказалось, поспешили в этом своем решении. Не успели заказать детям.
Марсианскому
К Сфинксу они за помощью не обратились, хотя тот, конечно, мог бы помочь. Но марсиане были не только беспечными, но и гордыми, а Марсианский Сфинкс не видел необходимости в непрошенном вмешательстве, да и к тому же с головой ушел в самосозерцание.
Так и погибла марсианская цивилизация, погибла в те времена, когда на Земле полным ходом шло Великое переселение народов.
У Дракона было еще одно предположение относительно природы Марсианского Сфинкса. Оно не исключало возможности того, что Сфинкс является инструментом Инопланетного Разума, сотворившего когда-то в порядке эксперимента Солнечную систему.
– Кем бы он там ни был, но палец ему в рот не клади, – закончил Дракон свое повествование.
Эдгар согласился с этим выводом Дракона, хотя и не собирался класть пальцы в рот Марсианскому Сфинксу.
– А в Городе Флюгеров я, наверное, на той неделе побываю, – пообещал Дракон. – Поговорю со Сфинксом, спрошу у него кое-что. Может быть, мне он и ответит.
– Не секрет?
– Да вот, понимаешь, хочется расспросить, что же все-таки было до Илема? Как жилось-дышалось. Есть, понимаешь, у меня кое-какие мысли на этот счет, хочу проверить, правильно ли думаю. А думаю я: как же все это было тогда, до Большого Взрыва? До начальной сингулярности, как теперь принято выражаться. Честно говоря, мне больше по душе ортодоксальная точка зрения, без всяких там премудростей. Знаешь, типа всякой там первичной, да еще и квантовой, да еще и пространственно-временной, да еще и пены, всех этих пузырей, то бишь пузырчатых инфляционных структур... Не приемлю я таких сложностей. Зубы от них ноют. Мир должен быть простым в своей сути, сложности в него привносим мы.
И думаю я вот что, – продолжал Дракон. – Была, конечно, до Биг Бэнга иная Вселенная, только время в ней шло как бы наоборот. Чем дальше от Взрыва – тем старше, чем ближе – тем, соответственно, моложе. Все сущее появлялось из хаоса на грани разрушения, затем достигало самого совершенного вида, высшей точки развития, проходило путь к юности, детству, постепенно деградируя, и исчезало в собственном зародыше. Думаю я, что Сфинкса сотворили задолго до Взрыва, пока тамошняя цивилизация еще что-то умела. А потом цивилизация, естественно, впала в детство и приказала долго жить, а Сфинкс остался и живет, как приказано. Как тебе такое предположение?
Эдгар немного подумал и ответил откровенно, как и следовало отвечать Дракону, глядя прямо в его стеклянные глаза:
– Особой оригинальностью твои рассуждения, к сожалению, не блещут. Хотя гипотеза если и не лучше, то ничем и не хуже многих других.
– Гораздо достойнее иметь свою точку зрения, чем не иметь никакой, – изрек Дракон и хлопнул хвостом по своей чешуйчатой спине, распугав голубей с крыши мастерской. – А еще я вот такую идею вынашиваю: забросил сюда этого нашего друга Инопланетный Разум в порядке эксперимента, когда создавал Солнечную систему. В качестве наблюдателя и советника. Я об этом уже говорил. А потом или забыл о своем эксперименте, или перестал придавать ему значение, или заботы у него новые появились...