Обыкновенная прогулка
Шрифт:
Отражение извинилось и умчалось по делам – и Эдгар остался один. Он пошел по улице мимо магазинов и ателье, мимо сберкасс и кинотеатра, мимо поликлиники и Дворца пионеров, мимо краеведческого музея и аптеки. Магазины и ателье были почему-то закрыты, на дверях сберкасс висели объявления, зеркально извещающие о болезни кассиров и поломке кассовых аппаратов, последний сеанс в кинотеатре, судя по афише, закончился час назад, а следующий ожидался только через два часа. В скверике парень и девушка, обняв друг друга за талию, внимательно изучали производственные показатели ведущих предприятий города.
Неуютно было в зазеркальных пространствах, хоть квазар и лупил лучами как мог. И ничего похожего на страну из повествования Л. Кэрролла.
Город был
Где прячутся от нас надежды? В краю, где даль светла – в бездонных зеркалах. Там воплощаются надежды. Их не покроет мгла в бездонных зеркалах...
Смешно. Так думают невежды. А там не меньше зла, не более тепла, чем здесь. Бездушны зеркала.
Проходя мимо краеведческого музея – старинного здания, увенчанного куполом, украшенного лепными карнизами, разъеденными эрозией львиными головами и полуобнаженными богинями, обнимающими с двух сторон круглую нишу с плохо заштукатуренным вензелем, – Эдгар остановился и толкнул массивную дверь с лаконичной табличкой «дохв». Дверь с натугой открылась и Эдгар заглянул внутрь. Внутри ничего не было. То есть, совершенно н и ч е г о.
– Та-ак, – протянул Эдгар и отпустил дверь.
Дверь со стуком вернулась в исходное положение, скрыв ничего, каковое за нею пребывало.
Поразмыслив, Эдгар понял, что так и должно быть, и больше не делал попыток заглядывать куда-либо.
В зазеркальных пространствах действовали свои зазеркальные законы.
Неуютно было Эдгару в зазеркальных пространствах. Возможно, потому неуютно, что дороги в этих пространствах никуда не вели. Вернее, вели в никуда. Превращались в ничто. И идущий по одной из таких дорог тоже вполне мог превратиться в ничто. Даже если дорога была городской улицей, обрамленной магазинами, ателье и сберкассами.
Эдгар очень быстро это уяснил и старался не отдаляться от ресторана «Ансев». Он еще раз прошел мимо скверика и услышал сзади торопливые шаги. Его догнал Голубой Рыцарь. Он по-прежнему был в джинсах, распахнутой черной блестящей куртке, надетой на голубую «олимпийку» и в голубой спортивной шапочке. На плече он нес знакомое копье.
– Салют! – воскликнул Голубой Рыцарь. Голосовые связки у него были уже в полном порядке. – Прошвыриваемся по стометровке?
– В некоторой степени, – уклончиво ответил Эдгар.
– Понял, что ты не понял. – Голубой Рыцарь сбросил копье с плеча, упер в асфальт и картинно отставил руку. – Стометровкой аборигены называют пять кварталов этой популярной улицы города, излюбленного места прогулок и встреч. Если ты никак не можешь застать дома приятеля или подругу, если не можешь дозвониться к ним на работу – выходи под вечер на стометровку и рано или поздно встретишь приятеля у коктейль-бара, а приятельницу в скверике вместе с другим. Таково странное свойство стометровки – здесь постоянно что-то теряешь и находишь. И если ты слоняешься здесь в ожидании той самой пассии из кафе, у которой я пакетик одолжил – правильно делаешь. Она обязательно будет здесь, а не будет ее, так будет другая. И не хуже.
– А вы откуда?
– А! – отмахнулся Голубой Рыцарь и указал копьем за спину. – Подурачились немного ради субботнего денечка. Там, в Камелоте, районном центре славном. Два перелома ребер, четыре вывиха и одно отрубленное ухо. И заметь, ни одного трупа! – Голубой Рыцарь с отвращением сплюнул. – Дожили! Скоро будем драться на шариковых ручках! На скоросшивателях! Будем бросать в воду кирпичи и по воде пойдут не круги, а прямоугольники. Ладно, не в этом дело. Живи, как я. Главное что? Главное – ни о чем не думать. Работа? Не спорю, работа, но такая, чтобы отработал – и забыл. Без проблем. Затем что? Спорт. Немного работы, немного спорта. Для себя. Для поддержания тонуса. Чтобы быть в форме. Копьем помахать. – Он помахал копьем. – Но не уродоваться, не делать культа. Теперь что? Теперь развлечения. Досуг. Для себя. Ты в гости – к тебе гости. Немного трепа, немного выпивки, немного музыки. В кабаке попрыгать. Но в меру. Опять же культа не делать, не пересаливать.
Столь неожиданно прервав монолог, Голубой Рыцарь взял копье наперевес и удалился бодрым шагом, насвистывая мелодию из репертуара ВИА ресторана «Ансев». Голубой Рыцарь приспособился жить без проблем.
Безмятежен, сомнений чужд человек с устоявшимся бытом. Но Америка наших душ, может быть, еще не открыта...
На высокое крыльцо ресторана вышли двое. Серый Человек, покачиваясь, держался за Двойника и что-то втолковывал ему с весьма унылым видом. Двойник рассеянно шарил взглядом по небу с изнемогающим квазаром и страдальчески морщил лоб.
Эдгар поспешно отвернулся, пересек тротуар и нырнул в ближайшую витрину, которая тоже была выходом из зазеркальных пространств.
*
Вероятно, что-то не в порядке было с витринным стеклом, потому что Эдгар очутился совсем не там, где предполагал выйти из Зазеркалья. Он очутился, во-первых, во дворе, который сразу узнал, во-вторых, в зимнем дворе, потому что все было покрыто снегом, а, в-третьих, в несколько странном дворе, потому что рядом, у высокой ограды, вздымался из большого снежного холма, сотворенного лопатой дворника, серебристый тополь с обломанной верхушкой, тополь, от которого на самом деле давным-давно ничего не осталось.
Эдгар набросил на голову капюшон, сунул руки в карманы и оглядел двор, почему-то задыхаясь от морозного воздуха и чувствуя, как тревожно и быстро колотится сердце.
Он мог не осматривать двор. Он мог закрыть глаза и представить его во всех мелочах. Двор зимний и осенний, весенний и летний.
Вот еще один тополь с большим овальным дуплом, куда при желании может протиснуться шестилетний мальчишка. Вот невысокий кирпичный параллелепипед солнечных часов. Вот клумба и яблоня, каждый год дающая кислые яблоки, и кислые не потому, что сорт такой, а потому, что их всегда обрывали, не дав созреть. Вот дубы, с которых так интересно сбивать палками желуди. Вот дальний уголок за кустом сирени, дощатый настил, а под настилом мрачный широкий колодец. Из щелей летом тянет гнилым запахом застоявшейся воды. Вот старый сарай с голубятней, служившей рубкой корабля, вступившего в схватку с океаном. Вот палисадник, в котором растет раскидистый куст смородины, яркие золотые шары и мальвы. Вот забор, а за ним – дровяной склад, незаменимый при игре в прятки. Вот асфальтированный пятачок, на котором летом можно играть в футбол, а зимой в хоккей. Вот снежный холм для игры в «царя горы». Вот снежная крепость. Вот большая лужа, замечательная, великолепная лужа, принимавшая на свои просторы и бумажные суденышки, и парусники, и крупнотоннажные деревянные корабли. Вот потрескавшийся асфальт, из-под которого по весне лезут шампиньоны. Вот тупичок между сараями, где можно покурить, не опасаясь недремлющего ока взрослых. Вот рябина, вот липа, вот лиственница. Вот площадка для игры в «вышибалы». Вот забор, с которого так удобно прыгать в кучи шуршащих осенних листьев...
И вот двухэтажный дом в глубине двора. Деревянное крыльцо, коричневая дверь подъезда с прорезью почтового ящика. Узкий коридор, полумрак под лестницей, где стоят ящики с игрушками и всякой всячиной: батарейками от карманных фонариков, мотками медной проволоки, подковообразными магнитами, ржавыми коньками, гайками, диковинной свинцовой рыбой, велосипедным насосом, порванной покрышкой от футбольного мяча, круглыми баночками из-под гуталина и леденцов для игры в «классики», пластмассовыми пистолетами, увеличительными стеклами, выключателем, замком от сарая, кремлевской башенкой флакона из-под духов «Красная Москва», шарикоподшипником для самоката, разноцветными воздушными шариками с надписями «1 Мая», авторучкой без колпачка, нанизанными на веревочку потертыми бумажными флажками для новогодней елки, мраморным слоником, компасом, деревянной стрелой...