Очарован наповал
Шрифт:
— А если я задам тебе вопрос, ты ответишь мне честно? — спрашивает из другого конца кабинета Лекси, изгибая бровь.
Дев кивает.
— Каждый вечер, засыпая, ты по-прежнему слушаешь его старые голосовые сообщения?
Дев уже идет на поправку, но его ментальное здоровье все еще далеко от идеала, поэтому он снова прячется за личиной Дева-вечельчака.
— Знаете, Лекси, порой вы ведете себя так, что любить вас становится очень непросто.
* * *
По окончании приема Дев выходит через опустевший приемный покой, шагает мимо стопки журналов на угловом столике. Он знает: смотреть нельзя, но все равно смотрит.
Дев знает, что брать журнал нельзя, но все равно берет. В верхнем углу обложки маленькое фото с белым бордюром. Он и Дафна плечом к плечу сидят под зонтом в горошек и улыбаются друг другу. «Долго и счастливо?» — осведомляется вторая надпись.
Одна фотография и три слова пробивают показное безразличие Дева. Он навзрыд плачет в приемном покое, потом навзрыд плачет в своей машине, потом кружит по Роли, пока не чувствует, что может вернуться домой с таким видом, будто не плакал вообще.
* * *
Вскоре после девяти, когда он переступает порог родительского дома, мать с отцом сидят на диване, слишком усердно изображая непринужденность. То, что они оба якобы читают книги, выдает их с головой, плюс к тому бутылка вина на журнальном столике, пульт, криво лежащий на подлокотнике дивана, и виноватый румянец на щеках его матери. Родители смотрели шоу. Они смотрят его вечером каждого понедельника, когда Дев уезжает к психотерапевту. Скорее всего, они делают так из любопытства вкупе с желанием защитить Дева. Однако сейчас Дев слишком опустошен собственными слезами, чтобы переживать из-за этого.
Отец отрывает взгляд от книги, словно зачитался настолько, что не услышал, как вернулся сын.
— Ой, привет! Ты уже дома!
— Деви, как прошел прием? — спрашивает мама.
— Знаешь, принтер опять издает тот странный звук, — вмешивается отец. — Не посмотришь, в чем там дело?
— Ужинать будешь? В холодильнике кое-что тебе осталось.
Жить с родителями в двадцать восемь лет тяжело, но мама с папой очень стараются ему помочь. А Дев очень старается благодарно принимать их усилия.
Он обещает взглянуть на принтер утром, подогревает остатки ужина, ест прямо над раковиной, потом целует мать в щеку и идет спать.
У себя в комнате Дев представляет, что сейчас закроет дверь и почувствует себя сильнее, чем на самом деле. Он почувствует полное безразличие к сегодняшнему вечеру; и к фото на обложке журнала, и ко всему остальному.
Безразличие, увы, не почувствовать не удается, и Дев вытаскивает спрятанную в шкафу джинсовку. Он залезает на кровать, сворачивается плотным клубком и вытаскивает мобильник.
В первый месяц после его отъезда из Мейкона Чарли звонил каждый и день и оставлял короткие сообщения. Грустные, отчаянные мольбы.
«Пожалуйста, позвони мне! Я просто хочу поговорить».
«Я люблю тебя, Дев, а ты любишь меня. Все предельно просто».
«Я стараюсь уважать твое здоровье, но отказаться от мысли о нас не могу».
«Привет, это я. Пытаюсь достучаться и дотянуться до тебя. Я и впредь буду тянуться. Попытки свои я никогда не оставлю».
Дев, не читая, стирал все сообщения от коллег и пропускал все их звонки, зато вечерами перед сном лакомился пятисекундными порциями голоса Чарли. Сообщения он проигрывал снова и снова, упиваясь звучанием каждого слога, скатывающегося с языка Чарли.
Все сообщения не длиннее десяти секунд, кроме последнего, оставленного Чарли пять недель назад. Оно продлилось минуту сорок две секунды, бессвязная невнятица, рвущая Деву душу, каждый раз, когда он о нем вспоминает. С тех пор Чарли не перезванивал.
Деву хочется набраться сил и не слушать его сейчас. Еще Деву хочется набраться
Почему же Дев до сих пор скучает по нему? Почему Чарли стал первым, кому Деву захотелось позвонить, когда он пристроил свой сценарий агенту? Почему Чарли — первый, с кем хочется говорить об очередных успехах у психотерапевта? Почему, не удержавшись, он подносит телефон к уху и нажимает кнопку «воспроизведение».
«Ну, привет! Это снова я. Знаю, ты вряд ли слушаешь эти сообщения; знаю, ты вряд ли переживаешь; знаю, мне вряд ли стоит продолжать. Правильно будет нажать на “стоп”. Джулс считает, я должен сесть на самолет, заявиться к твоим родителям и рассказать тебе о своих чувствах. Мол, так поступил бы Прекрасный принц. Я сказал ей, что так поступил бы сталкер! — Тут Чарли, как всегда, смеется, бередя каждую из сердечных ран Дева. — Пожелай ты меня увидеть, мы встретились бы. Ты приехал бы в Лос-Анджелес. Впрочем, я ведь не говорил тебе, что сейчас живу в Лос-Анджелесе? Мы с тобой не общаемся, так что, наверное, не говорил. Я провожу с тобой столько воображаемых бесед — и в душе, и по пути в спортзал, и когда ужин готовлю, — что порой забываю, что мы с тобой не разговаривали с Мейкона. Но да, я купил дом. Он в Силвер-Лейк[27], соседи — сплошь хипстеры, так что тебе наверняка не понравится, но из выставленного на продажу быстро можно было оформить лишь его. Получилось так странно: купив дом, я ходил из комнаты в комнату и не мог избавиться от мысли, что чего-то не хватает. Я обставил все комнаты мебелью, разрешил Парисе повесить на каждую стену репродукции, купил горшечные растения на каждый подоконник и лишь через несколько дней понял, что не хватает тебя. Я все надеялся увидеть тебя стоящим у окна, или работающим над своим сценарием в свободной комнате, или на кухне, неумело жарящим блины. Наверное, мне очень понравилось видеть тебя частью своего будущего, и я так и не придумал, как видеть его без тебя. — Далее идут секунды тишины, нарушенной помехами и тихим шелестом трех медленных вдохов. — Я эгоист, раз сказал такое. Это… все это сообщение — махровый эгоизм. Хорошо, что ты не слушаешь мои послания. Наверное, мне просто надо было выговориться. Чтобы понять, как отпустить тебя».
* * *
Снова и снова Дев слушает голосовое сообщение Чарли, засыпает под него, а утром вторника, проснувшись до семи часов, обнаруживает тридцать шесть пропущенных вызовов — часть от съемочной группы, часть с незнакомых ему номеров. Прилетели дюжины эсэмэсок и имейлов, поэтому он засовывает телефон под подушку. Он вылезает из постели, прячет джинсовку в недра шкафа и спускается на первый этаж пить кофе. Дев подумывает спросить у родителей, что во вчерашнем эпизоде могло спровоцировать такой шквал откликов, но вот заходит в гостиную и в замешательстве смотрит на людей, находящихся там ранним утром, — это вовсе не его родители.
Так велико потрясение, что лишь через минуту он понимает: это команда «Долго и счастливо». Они в Роли, штат Северная Каролина. За неделю до прямой трансляции финала.
— Что. За. Хрень?
Дев не уверен, кому адресован вопрос: его родителям, которые возятся на кухне, подавая кофе гостям, или самим гостям. Скайлар Джонс рассматривает его детские фотографии, висящие на стене. Париса Хадим достает сливки для кофе из холодильника его родителей. Джулс Лю спрашивает его мать, где взять тапочки. Райан Паркер сидит перед стационарным компьютером его родителей.